Улей 2
Шрифт:
— Он здесь, — говорит кто-то из мужчин, и девушку насильно поднимают на ноги.
Но она, словно тряпичная кукла, неестественно повисает в чьих-то руках.
— Вытрите ей лицо. Приведите в чувства, в порядок…
Что-то влажное пропитывает кожу. В нос ударяет запах спирта, в рот проникает специфический вкус. Плещут ведь водкой прямо в лицо.
Как только в голове Титовой становится яснее, к ее шее приставляют пистолет.
В поле зрения появляется темная макушка мужчины, поднимающегося к ним на помост. И пульс Евы безудержно учащается, сердце
«Адам?»
«Адам…»
«Адам!»
Вышагнув с последней ступеньки на металлическую клетку, Титов останавливается, смотрит на Еву лишь мельком, а после сосредотачивает внимание на Исаеве. Но ее пустой желудок делает головокружительное двойное сальто от той энергии, которой Адам ее наполняет. Несколько секунд она не может дышать. Ее нервные окончания искрят и потрескивают, возвращаясь к жизни.
— Стой там, — предупреждает Исаев. — Покажи руки.
Адам выставляет вверх руки. Он выглядит настолько уверенно и внушительно, что Ева непреднамеренно на это реагирует, начиная соответственно успокаиваться.
— Я принес пароли и свой ноутбук. Твой хакер может войти в систему и лично удалить всю информацию.
— Где он?
— Внизу, у лестницы.
Исаев кивает одному из парней, и тот, протиснувшись мимо Титова, спускается вниз.
— Теперь ты можешь отдать мне Еву?
Глянув на дочь, Исаев начинает смеяться.
— Какие же вы тупые! Думали, что сможете меня переиграть? Да ни в жизнь! Знаете, почему зло всегда побеждает добро? Потому что у зла нет слабостей. Оно беспощадно. А значит, всесильно.
— Мне пос*ать на твою силу. Пос*ать на твои разглагольствования. По*расть на то, какую веру ты исповедуешь. Даже если ты братаешься с самим дьяволом, — мрачно сообщает Титов. — Отдай мне Еву, как обещал.
— Ты действительно все еще хочешь Еву? Посмотри на нее. Тебе точно нравится то, что ты видишь?
Никогда еще Ева не чувствовала себя настолько униженной. Адам не отвечает на вопрос ее отца, но когда смотрит на нее, она видит ответ в его глазах.
Он убеждён в том, что заберет ее. В его взгляде нет ни тени сомнения.
— Иди сюда, Эва, — говорит Титов, словно они остались одни, все остальные в мгновение исчезли — отправились в ад. — Иди ко мне, девочка.
Давление на шее Евы ослабевает, охранник опускает пистолет. Неуверенно качнувшись, она, слегка оборачиваясь, встречается взглядом с Шуриком.
— Ни черта подобного! — чертыхается Исаев.
Но Ева снова смотрит на Адама. Он ободряюще кивает и протягивает руки. Делая глубокий вдох, она чувствует, как ее легкие расширяются, до предела растягивая грудную клетку, и шагает.
В это мгновение внизу раздается резкий стук. Секундная тишина. И поверхность пола идет вибрацией от топота нескольких десятков пар ног.
— Что за… — выдыхает Исаев.
Его заглушает приказ из рупора:
— Сдавайтесь. Это полиция. Вы окружены. Сопротивление бесполезно.
Слова,
Кто-то из оставшихся амбалов бросается вниз. Один пытается схватить Еву, но Шурик наносит ему несколько ударов и спускает с лестницы. Воспользовавшись обретенной свободой, она шагает навстречу торопящемуся к ней Титову. Расталкивая всполошенную толпу, он гораздо быстрее нее сокращает расстояние между ними.
«Адам…»
Резвая реакция со стороны отца останавливает не просто движения Евы. Обрывает время. Дергая дочь сначала на себя, стремительным движением перебрасывает ее через перила помоста.
Юбка и подъюбники платья разлетаются вокруг нее, словно покрывало. Рассекают воздух, вибрируя по нему всполохом звуковых колебаний и шорохов.
Сердце Евы совершает череду стремительных ударов. Пронзительный крик — последнее, что вырывается из ее горла, перед тем как тело проваливается в теплую, густую и липкую жидкость. Эта противная масса мгновенно смыкается над ее головой.
«Не дышать…»
«Не дышать…»
Она видела многое. За свои неполные девятнадцать столько, сколько обычному человеку не представится за всю жизнь. А кому-то и за несколько жизней.
Знала, за что благодарить Бога. Успела понять, что является самым главным. Не терзала душу лучшими воспоминаниями. В этом не было необходимости, позавчера ее душу вывернуло наизнанку. Все, что когда-либо было спрятано — вырвалось.
И сегодня, она, как никогда, хотела жить!
С тяжело колотящимся в груди сердцем Титов, без раздумий, прыгает следом за Евой в чан с кровью. Рыская руками в густой жидкости, с ужасом гонит беспокойную мысль о том, что отыскать ее в ней нереально. Ныряет глубже. К самому дну. В сторону. Еще правее. По кругу. Пальцы нащупывают что-то тонкое и жесткое.
«Чертово свадебное платье…»
Сцепляя пальцы, тянет ткань на себя. Обхватывает тело Евы руками и с облегчением чувствует, как она ответно за него цепляется. Начинает работать ногами и свободной рукой, чтобы вынырнуть из этого кровавого болота. Мышцы напряженно трудятся, чтобы поднять их тела на поверхность. Из-за тяжести платья и плотности жидкости плыть сложнее, чем обычно.
К счастью, горячее человеческое стремление сильнее, чем физические возможности. Вынырнув на поверхность, Титовы жадно заглатывают воздух и ошеломленно смотрят в окровавленные лица друг друга.
— Эй, друг, может, завязывайте уже с купанием? Это вам не джакузи.
При виде молодого мужчины в полицейской форме Ева настороженно застывает.
— Вы настоящий полицейский?
— Нет, я бухгалтер. А этот шмот так, повы*бываться, напялил[1], — невозмутимо выдает тот. — Старший лейтенант Градский Сергей Николаевич. «Ксиву» показывать сейчас, или выберешься для начала из этого дерьма?