Улей. Игра в кошки-мышки

Баковец Михаил

— Вы разбирайтесь тут поскорее, а то нам воду нужно в хату провести, пока весь дом не полыхнул, — вмешался в разговор один из новоприбывших со шлангом. — Только если это килдинги, то их нужно в администрацию тащить, за самосуд можно люлей огрести неслабо. Помните, как того мура из засланцев в группе Кожуха на части порезали? А потом приехали менты из Парадиза и всех раком нагнули.

— Поучи ещё тут, — цыкнул на него топорщик. — Иди делом занимайся, вон дверь открыта давно.

Вместе со всеми, вытащил двух связанных сталкеров на улицу, предупредил,

что Художник клокстопер и для безопасности, будет лучше всегда его держать полностью связанным. Старательно обходили шланги, которые прятались в кустах за домом, наверное, там скважина или колодец стоит, из которой насосом качают воду.

Потом кто-то подогнал «буханку», в которой вместо сидений, вдоль бортов имелись откидные деревянные лавочки, загрузили в неё на пол пленников и покатили в сторону здания администрации Орешка. Там нас сразу разделили — я на верхние этажи ушел, в сопровождении двух суровых мужиков, пленных унесли в подвал, как я понял, там имелась тюрьма или нечто вроде того.

Местная власть на рабочем месте отсутствовала, и пришлось ждать больше получаса, когда появился местный шериф.

Мимо меня, распространяя свежий аромат алкоголя, прошёл мужчина около сорока лет, в серых джинсах, коричневой рубашке с короткими рукавами и жилетке в сеточку, кивнул приветливо моим конвоирам, быстро глянул на меня и завозился с дверью комнаты, возле которой, наша троица и била баклуши.

— Чёрт, сраный замок, понаделают же барахло, — бурчал он под нос, пока не открыл дверь. После чего махнул рукой в нашу сторону. — Заходите и рассаживайтесь.

Кабинет был странным, полный раздрай в сознании вызывал: обшарпанные стены, потрескавшийся линолеум, имитирующий паркет, облупившаяся побелка на потолке, соседствовала с кожаным, роскошным, диваном, большим столом из натурального дерева, с тремя стульями из набора с ним, кожаным креслом с функцией вибромассажа и огромным моноблоком на столе.

— Ну, рассаживайтесь и начинайте рассказ, — предложил хозяин кабинета. — Как зовут, парень?

— Сервий, — ответил я, смотря на то ли конвоиров, то ли сопровождающих, которые рассаживались на диване, оставив мне три, не самых удобных стула, только выглядевшими красиво.

— Ты с янычарами недавно в рейд ходил? — уточнил он.

— Ходил.

— Я Плацкарт, здесь за шерифа, участкового и иногда за судью. Мне сообщили, что ты обвиняешь команду Художника в том, что они килдинги. Поверь, это очень серьёзные слова. Не докажешь и сам окажешься на их месте.

— Не знаю про килдингов, сами они назвались детьми Стикса. И даже если не докажу их принадлежность к секте, то есть факт нападения Художника на меня и ещё одного парня, новичка. Его звали Коброй, хотя это имя он взял себе сам и попал в Улей совсем недавно. Он хотел выглядеть старожилом и прибавил себе пару месяцев срока.

— Дети Стикса и килдинги — это те же яйца, только в профиль. Килдингами, их называем мы, простые рейдеры, а дети Стикса — это самоназвание сектантов, — просветил меня Плацкарт и нервно забарабанил пальцами по столешнице. — Говори, Сервий,

что было, где, как.

Я рассказал почти всё, утаил некоторые факты про свои способности, про мёртвые кластеры и оазис в черноте. Про пытки сказал обтекаемо. Без подробностей, мол, расколол пленного сектанта, потом убил при попытке к бегству.

— Интересные ты вещи поведал, блин, — скривился Плацкарт, когда я замолчал. — Вот же млядство-то, надо было им угнездиться в Орешке, на мою седую голову.

— Да ещё неизвестно, не свистит ли этот чувак, — сказал один из конвоиров. — Я Художника и Люка с Колобком, давно знаю, несколько раз с ними выезжали в города за хабаром, мутантов отстреливали и ни разу гнили не заметил.

— А может ты вместе с ними работал, а? Новичков поставлял сектантам, спораны за это получал? — процедил я сквозь зубы и одновременно со словами взялся за рукоятку пистолета в набедренной кобуре.

— Че-его? Да я тебя сейчас урою, — тут же окрысился тот.

— Сидеть! — рявкнул Плацкарт и от души хлопнул ладонью по столу. — Замерли оба!

— Да он…

— Тихо!

Конвоир замолчал, принявшись сверлить меня злобным взглядом.

— Прямо сейчас, проверить твои слова мы не можем, Сервий. Ментата или знахаря, в Орешке нет, придётся катить тебе вместе с пленниками, в Парадиз.

— Я не против, тем более, находиться больше необходимого на вашем стабе, мне самому не хочется, — пожал я плечами. — С нормальными людьми тут большая напряженка. Либо килдинги, либо ещё какая тля, — и посмотрел на своего сопровождающего, который от моего взгляда пошёл белыми пятнами от бешенства.

— Армат и Таракан, выйдите в коридор, — сказал шериф прежде, чем мой недоброжелатель сказал или сделал что-нибудь.

— Но у него оружие, Плацкарт, одного опасно оставлять, пусть его отдаст. И вообще, его в камеру сразу после допроса стоит посадить.

— Ты мне будешь указывать, что делать?

— Нет, — пожал тот плечами, — это твоё решение. Я напомнил, что этот хрен с бугра может свинтить по темноте, а на нём труп на нашем стабе висит. Что скажут люди, если у нас начнут убивать направо и налево?

— Я разберусь, — процедил шериф и махнул ладонью в сторону двери. — И я не уверен, что без оружия он станет менее опасен. Если верить его рассказу, то он ушёл связанным и безоружным от полдесятка сектантов, потом их же всех перебил.

Когда мы с шерифом остались одни, он спросил:

— Какой у тебя дар, не хочешь рассказать?

— А то никто не знает? Стреляю хорошо, очень метко и быстро.

— И благодаря этому сумел удрать в наручниках, прямо из-под глаз килдингов? — не поверил он мне.

— Повезло. Художник остался со мной и Коброй один, потом отвлёкся на своих друзей, которые из кустов стали выбираться, ну я и свинтил. Несколько секунд мне хватило, чтобы спрятаться в кустах. Пока они искали меня в другом месте, я скинул наручники и достал револьвер, про который этот урод забыл или не хватило времени вытащить, и пристрелил ихнего сенса, который почти нащупал меня.