Улей. Книга 3
Шрифт:
Теперь я понимаю, что на самом деле у него не было такой цели. Он получил лучший козырь из всех, что мог использовать против меня – Диану. И отчасти я помог ему в этом. Мария права – Уильям Демори знает меня лучше, чем я думаю. А значит уверен, что его единственная королева не пострадает от моей руки.
Короткий диалог с Марией открыл мне глаза на многие детали пазла, которые раньше не складывались, отказываясь выстраиваться в логическую цепочку. Сейчас некоторые его мотивы видятся мне гораздо четче и прозрачней.
Диана у него, в этом тоже больше нет никаких сомнений. Насколько она вовлечена в планы биологического отца – вопрос пока открытый, но я непременно его задам, когда появится такая возможность.
Розыскные мероприятия придётся организовывать крайне осторожно и втайне от глав Корпорации. На острове Янга ее точно нет. Взрыв в бункере организовал Эйнар, больше некому. Замел следы четко, грамотно, по плану, но явно не моему. В бункере нет никаких потайных ходов и отдельных убежищ, где можно было укрыться. Я видел схему и проверял лично.
Как Кроносу удалось вывезти Диану и Эйнара с острова под носом у ищеек Корпорации, я даже гадать не берусь, но рано или поздно секрет на миллиард вскроется. Раз смог, значит, это возможно. Для Кроноса не существует нерешаемых задач. Впрочем, как и для меня.
Как и когда он завербовал Эйнара, двуличный продажный сучонок ответит мне лично, прямо перед своей кастрацией, которую я тоже проведу лично, используя любимые игрушки Медеи. И Диану заставлю смотреть, чтобы ей больше никогда не пришло в голову обещать трутням Улья ни первое, ни второе свидание. Она, конечно, не в курсе, но я слышал все, что происходило в апартаментах, предоставленных Янгу в день его убийства. К херам ее просьбу не убивать мальчишку. Он собственноручно подписал смертный приговор на свою ликвидацию, когда нарушил мой приказ.
Но сначала я спущу трусливую шкуру с еще одного мечущегося предателя. Трой слишком долго определялся к какой команде окончательно примкнуть. Время вышло, терпение лопнуло, и я не в том настроении, чтобы впустую раздаривать вторые шансы.
Он не умрет быстро и безболезненно. Пусть даже не надеется на милосердную казнь. В процессе мы будем говорить. Долго и подробно, пока мне не надоест, пока я не пойму, что он рассказал все и достаточно искренне раскаялся. Возможно, к этому моменту он лишится некоторых частей тела и не сможет внятно выговаривать свои извинения. В таком случае, я буду крайне недоволен и отрежу ему лживый язык, и, может быть, после этого позволю Трою сдохнуть и, наконец, почувствую себя лучше. Питона Медеи сегодня ждет знатный обед. Такого экзотического блюда королевской рептилии еще не подавали.
Охваченный кровожадным азартом, я спускаюсь на медуровень и стремительной походкой направляюсь к третьему боксу. Микрочип слежения, внедренный Трою под кожу (как и всему высокоспециализированному персоналу, не имеющему отношения к стримам) указывает, что док находится именно там.
Датчик не врет. Трой действительно в третьем боксе. Однако он успел подготовиться к нашей встрече, воткнув скальпель в сонную артерию.
– Ублюдок! – взбешено рычу я, подходя к краю кровавой лужи, медленно расползающейся вокруг неподвижного тела.
Остекленевшие выпученные глаза, на лице посмертная застывшая гримаса. Рана на шее уже не фонтанирует, но все еще кровоточит. Значит, Трой решил свести счеты с жизнью не так давно. Полчаса назад его еще можно было застать живым, но ровно столько занял у меня разговор с Марией Демори. Сукин сын догадывался, что после встречи с ней я приду за ним и заставлю отвечать на вопросы, ответы на которые мне очень не понравятся. Док выбрал быструю и легкую смерть. Жалкий трусливый ублюдок.
Глава 2
Когда я была маленькой, мама часто перед сном заходила в мою детскую. Она садилась на край кровати, поправляла одеяло, гладила по волосам, что-то тихонько напевала или шептала ласковые слова, а иногда мама плакала… когда была уверена, что я уже сплю.
Но я слышала все, каждый сдавленный всхлип и молчаливое рыдание, и не понимала, почему днём она улыбалась, по вечерам на неё вдруг накатывала отчаянная тоска.
Однажды ночью вместе с мамой в детскую зашел высокий светловолосый мужчина. Я успела взглянуть на незнакомца, как только он показался в проеме открытой двери, и почему-то очень сильно испугалась, и, закрыв глаза, притворилась крепко-крепко спящей.
Мама, как обычно, присела на мою постель, а мужчина расположился рядом, в кресле. Я почувствовала привычное прикосновение ласковой ладони на своих волосах, вдохнула родной запах, к которому примешивался другой – чужой, пугающий.
– Ты не подготовилась, – строго произнес мужчина, и я ощутила, как мамина рука замерла. – Она не выпила молоко, – добавил он, имея в виду нетронутый стакан на тумбочке возле кровати.
– Прости, я должна была убедиться, что она спит, – виновато ответила мама. – Ей не здоровилось сегодня, она весь день была сама не своя, – в ее голосе прозвучало волнение, которое тут же передалось мне.
Я зажмурилась изо всех сил, но сделала только хуже и выдала себя.
– Она не спит. Тебе лучше уйти, – взволнованно произнесла мама.
– Я сам решаю, когда и что мне следует делать, – резкий ответ незнакомца резанул слух.
Я съёжилась, распахнула глаза и уставилась прямо на него. В полумраке мне показалось, что зрачки мужчины горят, как тлеющие угольки. Меня охватил необъяснимый ужас, я словно окоченела, не могла двинуть ни рукой, ни ногой, и даже дышала через раз.
Он медленно поднялся из кресла, подошел к кровати. Его сухая горячая ладонь дотронулась до моего лба. Меня словно обожгло, ошпарило. Я стиснула зубы, чтобы не закричать.
– У нее жар. Ты плохо следишь за дочерью, Мари. Тебе стоит уделять ей больше внимания, – холодным обвиняющим тоном произнес этот высокий жуткий человек, и на смену жару меня окатило волной леденящего озноба.
Почему он назвал мою маму Мари?
– Не смей мне указывать. Ты давно потерял это право, – мама ответила так же резко и грубо.
Я никогда не слышала, чтобы она говорила так со мной, папой или Антоном.
– Только я имею право указывать тебе, – мужчина произнес это так, что у меня все волоски на теле встали дыбом, а сердце заколотилось, как испуганная птичка, запертая в клетку.