Улей
Шрифт:
– Мужики, я опять замуж! А чего сидеть да горевать? Витальку всё равно не вернёшь. А жизнь продолжается!
Глава 20
Казусы ментовской жизни
Хватало, конечно, и казусов. Редкий понедельник обходился без разбора полётов, связанных с бесконечными пьянками личного состава. Сотруднички, не найдя иного места, как личный кабинет, зачастую бухали прямо в нём. А почему бы и нет? Начальство в выходные далеко. Кто-то на рыбалке, кто-то в соседней деревне стоит вверх гудком в родительском огороде, а кто-то и вовсе укатил на моря. В понедельник коридор изобиловал «полезными ископаемыми»:
Однажды мне пришлось выехать с операми на ловлю «зайцев». Транзитные поезда, идущие из Казахстана, всегда были набиты под завязочку, особенно это касалось плацкартных вагонов. Люди, словно челноки, бесконечно сновали через недавно возникшую границу, привозя в Россию одни товары и увозя другие. Проводникам тоже хотелось заработать, и они делали это, как умели. А вот у представителей власти мотивация была иной: вышестоящее начальство жёстко требовало «палок» – регистрации всё новых и новых правонарушений и преступлений. Где хочешь, там и ищи, хоть сам сначала накачивай народ водкой, а потом оформляй по 162 КоАП РСФСР.
Логики в этом порочном замкнутом круге не было никакой. Судите сами: с одной стороны руководство МВД кричало о профилактике правонарушений (т.е. о мерах, которые бы предупреждали нарушение закона), а с другой спускало планы и требовало их исполнения. Ну, например, в этом месяце должно быть зарегистрировано сто протоколов по статье 158 КоАП РСФСР, а также двести по статье такой-то. Если регистраций было мало и план не выполнялся, сие автоматически означало, что ты работаешь из ряда вон плохо и тебе не место в рядах представителей закона. Но ведь если нет нарушений, логически следует, что профилактика организована на самом высоком уровне. Ан, нет! Приказано: круглое переносить, а квадратное – катать, вот делай, что сказали…
Февральский вояж мне запомнился надолго, во-первых, я своими глазами увидела, что значит «ловля зайцев», во-вторых, казус, произошедший в ночном плацкарте, долго заставлял меня смеяться до слез всякий раз, когда я сталкивалась с Масловым.
«Охота» была делом отлаженным и простым до безобразия. Сотрудники милиции, войдя в вагон, сразу же требовали у проводника билеты на кочующих пассажиров. Как только билеты были посчитаны, начинался подсчёт «де факто» – по головам. Разница между первым и вторым давала ответ на вопрос: есть ли зайцы и если есть, то в каком количестве.
В тот раз в ночном вагоне оказалось два «зайчика», которых, следуя букве закона, нужно было незамедлительно оформить. Скромно устроившись на нижней боковушке, Маслов, один из оперов, заполнял протокол. Я, стоя рядом, тяжело вздыхала. Мне было искренне жаль незадачливого проводника, который так глупо попался на горяченьком.
Теперь «телега», которую писал Маслов, прилетит горе-«предпринимателю» на работу, и его, скорее всего, уволят, – с горечью думала я, – а виноваты в этом мы. Эхххх….. ну что за работа такая дурацкая? Разве это преступники»? Вот где у нас справедливость?
Закончив с проводником, принялись за «зайцев», которым все эти писульки, сказать по правде, были, до Бениной мамы. Оба не работали, следовательно, никаких санкций, кроме копеечного штрафа, им не светило. Пока Маслов царапал бумагу, «зайцы», прижав уши, стояли рядышком и изо всех сил сдерживали смех. Причиной смеха являлся мужчинка в самом расцвете сил, спавший на соседней нижней полке. Сладенькому, очевидно, снилось что-то очень приятное, от чего он довольно громко попёрдывал. Первый громогласный «пук» заставил всех насторожиться: «Да, ну на-а-а…! Не может быть»! Однако всё последующее жопное «песнопение» вызывало желание не просто засмеяться, а заржать, аки лошадь Пржевальского. Я, конечно, знала, что «сонна жопа – барыня» – так иногда говаривала моя бабка, – но ситуация была до боли комичной: административные протоколы составлялись под жизнеутверждающий аккомпанемент здоровяка, который в силу своего богатырского сна, пропустил всё самое интересное.
«Зайцы» с каждым новым аккордом хихикали, я рукой прикрывала улыбку, и только стоический Маслов был непоколебим. Не единый мускул не дрогнул на его лице. Казалось, что он не только нем, но ещё и совершенно глух. Разделавшись с бумажной волокитой, мы двинулись в следующий вагон. Оказавшись в тамбуре, Маслов в буквальном смысле сложился пополам:
– А сейчас… я буду…. ржать…
Хорошо, что предупредил, иначе бы я испугалась гомерического хохота, разразившегося в то же мгновение.
Жизнь среднестатистического мента в начале девяностых очень сильно напоминала игру в русскую рулетку. Впрочем, не думаю, что нынче что-то сильно изменились. Никогда не знаешь, кому и когда достанется твой шальной патрон. Едва ли не единственный нормальный милиционер, служивший со мной, был вынужден на веки вечные снять погоны и отправиться в места не столь отдалённые. Случилось это по роковой глупости, от которой не застрахован никто.
Обходя ночью вверенную территорию, Петренко услышал и увидел какие-то странные шевеления в кустах, с трёх сторон плотнячком обступавших студию звукозаписи, расположенную на привокзальной площади наших Залупцов. Кричал ли он, предлагая выйти из кустов, или сразу, без предупреждения, швырнул в кусты камень, оказавшийся под ногами, неведомо, да и не столь уж важно. Поутру в злополучных дебрях обнаружили труп с черепно-мозговой травмой. Жертвой оказался несовершеннолетний умственно отсталый парнишка, которого местные аборигены окрестили Робинзоном за то, что тот постоянно убегал куда подальше от своих несчастных родителей, хронически его разыскивающих.
В то утро я принимала смену и видела, что на Петренко не было лица. Страшно представить, какими мыслями и сомнениями от был раздираем изнутри. Сдав оружие, бедолага отправился в здание, где базировался отдел внутренних дел на транспорте, и там написал чистосердечное признание. Спустя двадцать с лишним лет после того несчастного случая иной раз думается: а был ли Петренко виноват на самом деле? Быть может, в тот миг, когда в кусты летел запущенный его рукой камень, в этих самых зарослях происходило что-то страшное, к чему камень имел лишь опосредованное отношение… Кто знает…. Да только отнятой жизни не вернёшь, поломанной судьбы, впрочем, тоже не исправишь.
Больше всего я любила работать в одну смену с Опушкиным. Славный малый, являвшийся отцом одной из моих бывших одноклассниц, выбивался среди прочих милиционеров. Контраст был чрезвычайно силён. Опушкин не пил. От слова – «совсем». Он много читал и хохмил, во всякой ситуации имел собственное мнение, был по-настоящему добрым и справедливым человеком. А ещё много лет занимался по системе «Детка», некогда разработанной Порфирием Ивановым. На то, как дежурняк, стоя в зимней ночи в одних трусах под окнами родной дежурки, обливается ледяной водой, приходили поглазеть все кому не лень. Поначалу народ был в шоке, но очень скоро привык к такой причуде и уже не обращал на это никакого внимания.