Ульфила
Шрифт:
Фритигерн поддержал ее:
– Моя служанка дело говорит. Негоже вам, раз уж у меня вы в гостях, мерзнуть или терпеть какие-либо иные неудобства. – И служанке: – Приготовь господам все сухое. А пока переодеваются, стол накрой, пусть подкрепятся.
И, взяв у нее кувшин, самолично вина поднес посланцам.
Авило вразвалку удалилась. Посланцы смотрели на нее недобрительно.
Пока послы переодевались, пока пили, пока трезвели – день к закату перешел. Только к вечеру разговор у них с Фритигерном получился и продолжался
Начали официально.
Преисполненный любви, шлет привет и пастырское благословение свое князю готскому Фритигерну епископ Медиоланский Амвросий.
Фритигерн мгновенно ощутил себя христианским государем до мозга костей и благословение принял с подобающим достоинством. Посланцы памятовали, конечно, что собеседник их – злостный еретик; но Амвросий настрого наказал им быть мудрыми, как змии, и о еретичестве даже не заикаться. Фритигерн же, который очень смутно понимал, в чем состоят различия в вероучениях, о подобном даже и не задумывался.
Дело Амвросия, в двух словах, было таково. Просит он князя отдать ему, епископу, пленников из числа римских граждан, сколько возможно. Ибо стало ему достоверно известно, что готы во время последних недоразумений своих с Империей захватили немалое количество свободнорожденных мужчин и женщин и сделали их рабами.
Слушал Фритигерн и таял. Нравиться начинал ему этот Амвросий. Вот как изящно выразился – «недоразумения с Империей». А мог бы прямо брякнуть: «грабительский набег». Но ведь не брякнул же!..
– Да, это верно, – вежливо подтвердил Фритигерн. И вина себе налил, а к вину печенья взял. (Авило стряпуха была изрядная).
– Епископ Амвросий глубоко скорбит об участи этих людей. Он хотел бы выкупить хотя бы часть из них, ибо полагает, что они заслуживают лучшего.
– Возможно, – неспешно согласился с этим Фритигерн. – Не мне судить. Почти любой из нас заслуживает лучшего.
Тут один из посланцев метнул на князя короткий, злобный взгляд. Явно сказать хотел, что кто-кто, а Фритигерн как раз живет много лучше заслуженного.
Князя это насмешило.
Но тут же перестал усмехаться, ибо нечто важное услышал.
– Его святейшество предлагает тебе крупный выкуп, – сказал посланник.
И назвал немалую меру золота, которую доставят из Медиолана, как только епископ будет извещен об успехе переговоров.
Фритигерн прикинул в уме. Сделка обещала быть выгодной. А если он, Фритигерн, удачно поторгуется с этими несчастными святошами, – то очень выгодной.
– Разумеется, я согласен, – быстро сказал он и хлопнул ладонью по столу.
Авило, подслушивавшая за занавеской (от любопытства уже извелась), приняла это за требование подать еще выпивки. Выскочила из своего укрытия, услужливо с кувшином сунулась. Фритигерн ее спать отослал, чтобы думать не мешала.
Стали они с теми клириками детали обсуждать. Говорил больше один из посланных; второй только князя злыми черными глазами сверлил
…И измором, как выяснил через три часа, тоже. (Амвросий нарочно таких выбрал – знал, с кем предстоит дело иметь). Оставалось одно: вести переговоры честно и даже немного себе в убыток.
– Ладно, – сдался Фритигерн, – давайте сперва определим, какие именно пленники нужны вашему Амвросию. У нас их… много. Видимо, прежде всего его интересуют природные ромеи. Мезы, фракийцы – те не нужны…
– Прежде всего христиане, – сказал посланник епископа.
Но тут молчаливый его товарищ вдруг вмешался в разговор.
– Прежде всего те, кому не вынести тягот рабства, – сказал он резко. – Неважно, христиане они или язычники. Язычники тем скорее отвратят сердца свои от ложного учения, чем большее милосердие будет им явлено.
Фритигерн побарабанил пальцами по столу. Мысленно обратился к Ульфиле: какой совет дал бы ему сейчас его епископ? Но ничего не ум не шло. Думать, как Ульфила, Фритигерн так и не научился.
Поглядел на второго посланника. Вздохнул. Честно признался:
– Таких, что не вынесут тягот рабства, как ты говоришь, мы не брали.
Клирик вскинулся, рот открыл – но тут же осекся. Голову повесил.
А Фритигерн нашел решение.
– Поступим так, – предложил он. – Я скажу завтра моим вези, что появилась возможность хорошо продать кое-кого из рабов. Они рисковали жизнью, захватывая этих людей в плен, пусть они ими и распоряжаются. – Руками развел покаянно. – Придется вашему епископу довольствоваться теми, кто меньше всех нужен в хозяйстве везеготов.
Переглянулись посланники, кивнули.
Спать отправлялись довольные – уломали-таки варвара. А Фритигерн гостеприимство свое простер до невозможных пределов. Заглянул в спальню, когда гости уже под одеялами грелись, поинтересовался, удобно ли им. Предложил дать на ночь женщин.
Клирики в ответ зашипели, как змеи. А князь тихонько хихикнул и к себе ушел. В отличнейшем настроении.
Через несколько дней торжественно провожал гостей своих в Медиолан. Амвросию велел кланяться. Говорил, что ждет дорогих гостей скоро назад. И с золотом, как договаривались. А он уж полон подготовит к передаче. И улыбался от уха до уха.
Так и случилось, что сразу после Рождества обменял Фритигерн почти тысячу из захваченных готами рабов на золотые слитки, нарезанные прутьями золотые и серебряные листы, на дорогую церковную утварь и расшитые одежды.
Выкупленные рабы себя не помнили от радости. Хоть готская неволя не так страшна была, как, скажем, римская, а все же много найдется людей, которые в рабстве чахнут и быстро сходят в могилу. Пусть голодны были и неустроены, а все же счастливы, когда перешли Юлийские Альпы и увидели Медиолан – город своей свободы.