Улица одностороннего движения

Биксби Джером

Но сестра уже вышла.

Пит лежал, хмуро уставясь в потолок.

Все, что было у него в карманах во время катастрофы, теперь аккуратной стопкой лежало на столике у кровати. Пит дотянулся до бумажника и вытащил из него карточку в целлулоидной обертке.

Питер М. Инис

1801 Саут-Оук-стрит

Гринхилл, Лонг-Айленд

Нью-Йорк

Хайвью 6-4509

Все совершенно правильно.

Сестра сказала, будто все не так. Что же они, не пытались звонить? Она говорит, нет такой подстанции. Да вот, на столике стоит телефон. Пит хмуро глянул на него, когда клал обратно бумажник. Обыкновенный черный французский аппарат. Пожалуй, чуть более обтекаемой формы, чем обычно...

А на диске обозначено: А-123-Б-234-Ц-345-Д-456-Е-567 и дальше такая же невнятица.

Он все еще глядел на телефон и качал головой, когда дверь отворилась и вошла Мэри.

Ну, конечно,слезы.

– Слава богу, слава богу, слава богу, - повторяла она, уткнувшись ему в плечо. Она припала к больному боку, Пит чуть не вскрикнул, но только сильнее прижал ее к себе, мысленно повторяя за ней: слава богу! Потом Мэри сказала:

– Милый, прости меня, прости...

– За что?
– спросил Пит.

– За ту ссору.
– Она прижалась к его боку.
– Ты хотел умереть. Я знаю, потому ты и разбился.

Пит невольно застонал - ему было очень больно. Мэри ахнула и отпрянула от него.

– Я сделала тебе больно, родной...

– Одно удовольствие, - сказал Пит.

Ее темные глаза были полны слез, вдруг она сделала то, чего не делала уже многие годы. Склонилась к нему так низко, что волосы упали ей на глаза, и легонько пощекотала ими лицо Пита.

Он блаженно вдохнул их аромат.

– Так ты не сердишься?
– спросила Мэри, все еще сквозь завесу мягких волос.

– За что?

– За ту ссору.

Он чуть подумал, положив ладонь ей на шею.

– Какую ссору?

Волосы вновь пощекотали его лицо, это было чудесно. Потом Мэри уткнулась носом в его шею, и тут произошло еще нечто, чего не было давным-давно: она поцеловала его. Пита бросило в жар.

– Так ты и правда больше не сердишься?
– шепнула Мэри.

– Я...
– Пит глотнул, обуреваемый самыми различными чувствами.
– Нет, детка, не сержусь. Я... я даже вроде забыл, из-за чего мы поссорились.

– Ты мой милый!
– сказала она.

Пит осторожно, но настойчиво заставил ее сесть как следует; надо было взять себя в руки.

Мэри вынула платочек и утерла глаза. Теперь она уже не плакала, только изредка всхлипывала. Она сидела на краешке кровати и держала его за руку.

– Поправляйся, - сказала она.

– Да это все пустяки. Говорят, только сломано два ребра да есть кое-какие царапины. Дня через два-три можно отправляться домой.

Он глядел на жену с нежностью, какой давно не чувствовал; может, это даже хорошо, что он чуть не разбился. Может, после этой встряски из их жизни уйдет взаимное недовольство... или безразличие. Женаты уже двенадцать лет. Бывает то лучше, то хуже. Растет мальчишка. Обоим уже под сорок. Мэри все еще хороша собой, а он выглядит моложе многих своих сверстников. В последнее время они жили... ну, почти что врозь. А сейчас она, кажется, опять загорелась - вот и хорошо! Пусть снова горит огонек. В душе Пита встрепенулся ответный пыл и ожила былая нежность. Гори, разгорайся, огонек...

– Отвратительная вышла ссора, правда?
– сказала Мэри.
– У меня все эти дни было так скверно на душе. А все моя дурацкая гордость: мол, если уж ты вбил себе в голову, что я кокетничаю с Филом Таррантом, - думай как хочешь, я тебя разуверять не стану.

– Фил Таррант, - рассеянно повторил Пит.
– Фил Таррант... Ты имеешь в виду Фила Терранса?

Мэри нахмурилась.

– Фил Таррант. Наш сосед.

Потом улыбнулась.

– Наш огромный лысый сосед, и он меня интересует, как прошлогодний снег. Ах, Пит, как ты мог подумать, что у меня с ним роман! И ты прости, что я швырнула в тебя этим собачьим портретом...

Пит Инис закрыл глаза. Соседа - большого, грузного мужчину - зовут Фил Терранс. И Фил Терранс вовсе не лысый. Он славный малый и очень счастлив в семейной жизни. Никогда Пит не говорил и не думал, будто между Филом и Мэри что-то есть, ему такое и в голову не приходило. НИКОГДА! Он же отлично знает, что к таким рослым, шумным, жизнерадостным парням ее ничуть не тянет. И потом, Мэри не из тех женщин, которые заводят любовников: после двенадцати лет совместной жизни ему все еще приходилось прибегать ко всяким уловкам, чтобы побороть ее холодность, а в последнее время между ними просто выросла стена, никакой близости не осталось и в помине. Конечно, сейчас судьба вновь высекла из их сердец искру и можно надеяться на лучшее: если бы он и правда заподозрил ее в легкомыслии, можно бы также предположить, что кто-то изрядно потрудился и вдохнул в нее жизнь. Но он ничего подобного не подозревал и уж, во всяком случае, ничего подобного ей не говорил. Ну, ладно. Со временем все выяснится.

– Каким портретом ты в меня швырнула?
– осторожно спросил Пит.

– Ах ты!
– Мэри наклонилась и поцеловала его.
– Притворяешься, что все позабыл? Ты мой милый! Но не надо. Давай честно признаемся: что было, то было, а потом уж все забудем. Ну вот: прости меня.

– И ты меня прости, - сказал Пит.

Придется выбирать окольные пути, так будет вернее.

– Хорошо, что ты в меня не попала, - сказал он.

– Ну...
– она смущенно улыбнулась.
– Вообще-то я и не хотела в тебя попасть. Но, конечно, пианино он изуродовал.

Пианино...

Но у него нет никакого пианино! Они собирались купить инструмент для Пита младшего, но ведь еще не купили.

Это уже слишком.

– Какое пианино?
– сказал он и приподнялся, несмотря на боль.
– У нас нет пианино. Мэри, какого черта, что происходит? Я не помню, чтобы ты бросала в меня каким-то портретом. Не помню никакой ссоры. Фил Терранс вовсе не лысый. Я никогда и не думал, что ты с ним флиртуешь. Что же это творится?

Доктор сказал:

– Возможно, это временное явление, мистер Инис. Потеря памяти, вызванная шоком.

– Доктор, я не потерял память, - терпеливо ответил Пит. Я все отлично помню до самой последней минуты перед аварией.

– Да вы не беспокойтесь, - улыбнулся доктор.
– Это не совсем потеря памяти. Просто вы кое-что позабыли, а кое-что немножко перепутали.

– Черта с два, - сказал Пит.

– Ведь вы не можете этого знать, мистер Инис. Сами вы не можете осознать, что в ваших представлениях что-то перепуталось. Даже если бы у вас перед глазами мелькали розовые драконы, они тоже казались бы вам настоящими. Но... что ж, в конце концов... Вот вы, например, описали мне какой-то другой телефонный аппарат. Что я могу вам сказать, мистер Инис? Мне пятьдесят семь лет. И за всю мою жизнь телефонные диски не изменились - всегда были точно такими. По-моему, они такие всюду в Соединенных Штатах, а возможно, и во всем мире.