Улица отчаяния

Бэнкс Иэн М.

– Или Род Стюарт, – сказала вторая, расширяя диапазон сравнений.

– Род не команда, он один парень, – возразила первая.

– Но у него есть группа, «Фейсиз», я видела их в «Аполло» и…

– Ну да, но все равно…

– И-и-и… – начал я.

– Мощнее Рода Стюарта, – безапелляционно возгласила вторая.

– Т-т-т… – сказал я, пытаясь запуститься с другого слова.

– Ну или пусть круче него и «фэйсов», лады?

– А к-как у н-них с оригинальным м-м-м-материалом, – выговорил я наконец. – Н-нету, что ли?

Девицы уставились друг на друга.

– Это что, вроде как в смысле своих песен?

– Ммм, – сказал я, прикладываясь к теплому лагеру.

– Да вроде нет, – сказала первая (анк [8]

на тонком ремешке через шею и прорва дешевых индейских побрякушек).

– Не-а, – мотнула головой вторая (жилетка из варенки под тяжелой курткой из искусственного меха). – Нету. Но говорят, они там сочиняют. Точно.

Она окинула меня скептическим взглядом; ее подружка глазела тем временем на крошечную эстраду, где барабанщик и один из работяг что-то делали с педалью басового барабана. У меня возникло неприятное чувство, что я ляпнул нечто неуместное.

8

Анк – египетский крест (Т-образная фигура, увенчанная кольцом), символ жизни в Древнем Египте

– Выпьем, а? – спросила первая у подружки, глухо стукнув пустым стаканом о стакан. Пока я пытался выдавить «Не мог бы я угостить вас пивом?», они оказались уже за пределами голосового контакта. Такая короткая фраза, и столько трудных консонант.

Второе отделение оказалось заметно хуже. Возникали проблемы с аппаратурой, ребята порвали целых четыре струны, но главное было даже не в этом. Материал представлял собой точно такую же окрошку, какая разочаровала меня раньше, только теперь все это было как-то слабее, словно первое отделение они составили из хорошо отработанных, многократно отрепетированных песен, а во второе отнесли материал только-только разучиваемый. Слишком уж часто они фальшивили, слишком уж часто барабанщик стучал не в такт остальной группе. Однако публика не имела никаких претензий и хлопала-топала с энтузиазмом даже большим, чем прежде, мне же совсем не стоило наводить такую критику; при всех своих недостатках FrozenGold были на голову выше всех групп, какие мне доводилось слышать в местных залах, – кой черт, да они были просто в другой весовой категории и со дня на день могли перейти в высшую лигу, на большие сцены, под яркий свет прожекторов.

Они закончили на «Love Me Do», сыграли на бис «Jumping Jack Flash» [9] и поставили последнюю точку – уборщик стоял в дверях зала, делал им знаки и тыкал пальцем в свои наручные часы, а техники начали уже отключать аппаратуру – акустической версией этой вещи Family, «My Friend The Sun», в минимальном составе: Адонис с гитарой и девушка на вокале. Эти двое работали настолько великолепно, что выискать какие-то там недостатки мог бы разве что самый злобный и недоброжелательный рок-журналист. Публика требовала еще, но уборщик уже выключил свет в зале и отрубил питание; я присоединился к толпе фэнов, сбившейся перед невысокой эстрадой.

9

«Lovemedo» – песняBeatles (1962), первый их сингл. «JumpingJackFlash» – песняRollingStones (1970)

Девушки, разговаривавшие в перерыве со мной, болтали теперь с этим парнем; два пьяненьких студента объясняли белокурой певице, что она самое невероятно прекрасное существо женского иола, какое они видели в жизни, и не согласилась бы она как-нибудь где-нибудь с ними выпить, она же улыбалась, трясла головой и споро откручивала микрофон от стойки. Я видел, что блондинистый гитарист краем глаза присматривает за этой сценой, не прекращая, однако, беседы с девицами.

Я протиснулся рядом с девушками, стараясь выглядеть серьезно и заинтересованно, как человек, настроенный обсудить важные проблемы, а не просто сказать «Круто, ребята» или что уж там еще, но не скрывающий при этом,

какое глубокое впечатление – с определенными, конечно же, оговорками – произвело на него услышанное сегодня. Что из этого получилось, даже думать не хочется; скорее всего, выражение моего лица говорило: «В лучшем случае я – профессиональный подхалим, напившийся до опасной степени, но скорее – клинический психопат с пунктиком насчет музыкантов». Парень поглядывал иногда в мою сторону, но я смог поймать его взгляд только после того, как девицы выяснили, где будет следующее выступление группы, а одна из них получила вдобавок автограф шариковой ручкой на предплечье. Когда они удалились, чуть не писаясь от счастья, парень переключил внимание на меня.

– Привет, – сказал он и чуть улыбнулся.

– Вы з-д-д-дорово играете, – пробубнил я.

– Угу.

Парень начал сворачивать какой-то кабель, затем он отвернулся, взял у одного из рабочих открытый гитарный футляр и загрузил в него свой «лес-пол».

Я откашлялся и сказал:

– Я т-т-т…

– Да? – Он оглянулся, но в этот самый момент подошедшая девушка обняла его за шею, чмокнула в щеку, приобняла за талию и встала рядом, хмуро на меня поглядывая.

– Я т-т-тут под-д-думал…

– О чем?

Рука девушки медленно, рассеянно поглаживала затянутую белым шелком талию. У меня пропали последние остатки решительности. Эти двое выглядели так здорово, они так подходили друг другу, были такими счастливыми, красивыми и талантливыми, такими чистыми и ухоженными, и это после такого напряженного выступления; от нее, а может, и от него доносился запах какой-то дорогой парфюмерии, и я понимал, что просто не смогу сказать того, что собирался, ничего не смогу сказать. Безнадежная, заранее обреченная затея. Я – это я, громоздкий, страхолюдный, дурацкий Дэнни Уэйр, уродливый мутант в семействе, долговязая жердина с волосами как пакля, прыщами на роже и вонью изо рта… Я был чем-то вроде грошового, непотребного журнальчика, пожелтевшего и захватанного грязными пальцами, эти же двое были пергамент в сафьяновом переплете. Я был дешевой, покоробленной сорокапяткой, изготовленной из винилового вторсырья, эти же двое были золотыми дисками… они жили в совершенно ином мире, они были уже на полпути к славе и богатству. А я был обречен на Пейсли, на серые, замызганные стены и готовые обеды из чипсов и дешевой рыбы. Я еще делал жалкие попытки заговорить, но не мог выдавить из себя даже заикающегося «Д-д-д…».

Неожиданно девушка наморщила лоб еще сильнее и спросила, кивнув головой, словно уверенная в ответе:

– Ты ведь Уэйрд, верно?

Парень взглянул на нее слегка ошарашенно и, во всяком случае, удивленно, на его лице дрожало нечто среднее между неодобрительной гримасой и улыбкой; затем он перевел взгляд на меня, трудолюбиво продиравшегося через фразу:

– Д-д-да, да, э-т-то я.

– Что? – спросил у меня парень. Я протянул руку для знакомства, но он снова повернулся к девушке. – Что?

– Уэйрд, – сказала девушка. – Дэнни Уэйр. Д. Уэйр. Уэйр, запятая, Д, так было в школьном журнале, а отсюда – Уэйрд. Это его прозвище.

Парень просек и кивнул.

– Так оно и было, – ухмыльнулся я с не совсем понятным торжеством, театрально, а вернее – по-идиотски взмахнул рукой, а затем полез в карман за сигаретами.

– А ты меня помнишь? – спросила она. Я покачал головой и протянул им пачку; девушка взяла, а он не стал. – Кристина Брайс. Я была на класс старше.

– О-о, – протянул я, – ну да, конечно. Да, Кристина. А-а, ну да, понятно, Кристина. Ну да. Да. Ну и как ты, значит, м-м-м… как дела?

В действительности я напрочь ее не помнил и теперь отчаянно перетряхивал свои мозги в поисках хоть малейшего воспоминания об этом белокуром ангеле.

– Все путем, – улыбнулась Кристина. – А это Дейв Балфур, – добавила она, продолжая поглаживать талию белокурого красавца.

Мы кивнули друг другу:

– Привет.

– Хэлло.

После секундной паузы Кристина Брайс снова повернулась ко мне:

– Ну и что ты думаешь?

– О к-команде? К-концерте? – Она молча кивнула. – Э-э… з-д-дорово… д-да, з-д-до-рово.