Улики исчезают в полночь
Шрифт:
– Позвольте узнать, господин Гуньков, что вы здесь делаете?! – Анна Владимировна упорно не поворачивалась к молодому человеку левым боком. Мало ли что?
– Я и говорю, Олег Викторович дал мне ключи от дачи, чтобы я мог спрятаться здесь в экстренном случае. А поскольку экстренный случай наступил, я и спрятался.
– Где? – совсем запуталась Анна Владимировна, мысли которой все еще витали в призрачных облаках.
– Здесь, – кивнул Гуньков. – Я спал на диване.
Анна Владимировна перевела удивленный взгляд на широкий кожаный диван, являющийся украшением гостиной, и вздохнула. Он спал на диване. Спал один. А она спала у себя в спальне и ни о чем не догадывалась! Ведь он мог… Ах, что бы такого он мог?! О! Надругаться над ней!
– Не виноват! – жарко произнес Гуньков и бросился перед дамой на одно колено.
Естественно, не виноват, не надругался же. А мог бы, между прочим. Олега Викторовича в городе задержали предвыборные проблемы, они были совершенно одни, а она этого не знала. Горькое разочарование отразилось на ее пухлом, почти младенческом лице.
– Не виноват, – упал на второе колено Гуньков. – Бежал, спасаясь от милицейских ищеек!
– Вы бежали? – В глазах Анны Владимировны вспыхнули искры любопытства.
Романтический флер медленно, но верно окутывал предутреннюю атмосферу старого дома. Анна Владимировна Сметана и благородный разбойник, проникший в ее дом, спасаясь от варваров! А разбойник очень даже хорош собой, так хорош, что Анна Владимировна может решиться и наплевать на депутатство. Или наступить на горло собственной лебединой песне?! Последней в ее предклимактерическом состоянии песне?! Олег Викторович тоже хорош, изменял супруге налево и направо, а она до сих пор хранит ему верность! Целых три раза хранила!
– Я вас спасу! – пылко пообещала Анна Владимировна и прижала стоящего на коленях Гунькова к пышной груди.
– Да, умоляю вас, спасите, – пролепетал тот, – скажите Олегу Викторовичу, что я не виноват и меня не нужно ни на кого менять. Вы знаете, сколько столичные пиарщики дерут за промоушен?! Пять шкур!
Меркантильность благородного разбойника несколько озадачила Анну Владимировну. А так все было похоже на волнующую сцену любовного романа в его лучших традициях!
– …А я работаю на Олега Викторовича практически бесплатно. Можно сказать, за идею. И совершенно не виноват в том, что меня чуть не повязали в травматологическом отделении…
Анна Владимировна отстранила Гунькова, обошла его с правой стороны и уселась в кресло. Так вот в чем дело! Как она сразу не поняла, что у него с головой не все в порядке! Пока Гуньков, подскочив к Анне Владимировне, пытался втереться к жене начальника в доверие, она раздумывала над тем, не потерял ли этот тип память. Вдруг он, ничего не помня и не осознавая, пытался к ней ночью приставать? Нет, она бы помнила, такое не забывается. Лебединая песня. Мог бы пристать, мерзавец.
Внезапно ощутив прилив ярости, Анна Владимировна скривилась.
– Мадемуазель! – вскричал Гуньков, видя ее недовольство и хватаясь за соломинку. – Я дико извиняюсь, что нарушил покой… – Тут специалист по промоушену запнулся, но лишь на долю секунды. По истечении которой продолжил: – Нарушил покой дочки Олега Викторовича Сметаны! Моего лучшего начальника и вдохновителя всех идей!
Анна Владимировна спохватилась и повернулась к Гунькову правым боком. Мерзавец этот врач-косметолог: ведь не предупредил, что ее станут путать с девицами. Как у младенца кожа, как у младенца кожа…
– Не волнуйтесь, – расплылась в улыбке Анна Владимировна, – он вам ничего плохого не сделает…
– Где этот придурок?! Я его убью! – В гостиную грозовой тучей, гонимой ураганным ветром, влетел Олег Викторович Сметана с перекошенной от досады физиономией.
– Дорогой! – взвизгнула Анна Владимировна. – Успокойся! Ты в приличном обществе, не забывай.
– В приличном?! – Сметана подскочил к Гунькову и схватил того за грудки. – Какого черта тебе понадобилось бить себя по голове битой?!
– Олег Викторович, – залепетал ошарашенный обвинением помощник, – я никого никогда не бил!
Анна Владимировна кинулась на защиту честного, простого парня, можно сказать, в некотором роде даже благородного разбойника, который никого никогда не бил. Ее словесная и физическая помощь возымела действие, супруг шмякнулся в кресло и закрыл глаза.
– Не понимаю, – проговорил он, сменив гнев на милость: не ругаться же с пиарщиком в присутствии жены, – как можно удариться об биту?! – Он открыл глаза и просверлил взглядом Гунькова. – Молчи! И не говори, что этого не было! У меня связи в УВД, они такое рассказали! Молчи! Расскажешь мне одному. Пупочка, у тебя сегодня утром нет никаких дел в городе? Нет? Жалко. А салон красоты? Вчера была? – И, резко сменив спокойный тон, обратился к Гунькову: – Значит, дела в городе есть у нас!
– Олег! – напомнила Анна Владимировна. – Ты обещал вести себя достойно!
– Конечно, дорогая. – Сметана встал, подошел к жене и чмокнул ее в пухлую щеку.
Следом за ним к ее ручке приложился осмелевший Гуньков.
– Пошли уж, – оттащил его от жены Сметана.
– Божественная женщина, – прошептал супруге Сметаны Гуньков, закатив глаза, и выбежал за хозяином.
– До свидания, – прошептала ему вслед Анна Владимировна, действительно на это надеясь, но опасаясь, чтобы эта надежда не бросилась в глаза мужу.
Олег Викторович Сметана тем временем был далек от ревности. Усевшись в свой джип, он принялся расспрашивать помощника уже более спокойно, выплеснув негативные эмоции в доме. Рассказ Гунькова был незамысловат и несколько отличался от версии правоохранительных органов. Он, как было заранее оговорено, втерся в доверие к соседке Евы Дворецкой, залез в квартиру пропавшей девицы и уже почти нашел то, что искал, как вдруг его кто-то ударил по голове. Очнулся незадачливый грабитель в травматологии, откуда дал деру, как только подумал о том, что ему могут приписать ограбление и посадить за решетку. Кто находился в квартире Евы после полуночи и бил его по голове, Гоша Гуньков совершенно не знал. Мало того, забираясь в квартиру, он даже не догадывался, что помимо него там будет еще кто-то.