Улисс
Шрифт:
– Не благодарите, это моя работа, а пока вы здесь единственный русский постоялец, – вежливо пояснила брюнетка.
– Вы менеджер? – уточнил Калугин.
– Да. И к тому же владелец отеля, – усмехнулась она. – Если вам будет удобно, то зовите меня Марьям.
– Павел, – в свою очередь представился гость.
– На конференции часовщиков были? – спросила Марьям. – Журналист?
– Инженер, – ответил он и также не сдержал любопытства: – Вы родились в России?
– У меня муж из Одессы был, а я норвежка. Просто талант к языкам.
– Почему был? Развелись?
– Я вдова.
– Извините, – смутился Павел, – дурацкая манера заполнять тишину звуками. Болтун.
– Вам пятьдесят три? – неожиданно предположила Марьям, разглядывая его с ног до головы.
– Пятьдесят четыре, – поправил он.
– А мне сорок три, – просто, не кокетничая, сказала женщина.
– Что вы хотите этим сказать? – осторожно поинтересовался Павел, предчувствуя самые неожиданные сюжеты.
– Забавно, – заметила Марьям. – Еще работает!
– Что работает? – еще больше запутался собеседник.
– Не важно, мнимые желания, – лениво отмахнулась женщина и поднялась со стула. – Счастливо вам добраться до Родины. Без происшествий.
И она неторопливо удалилась в сторону лифта, оставив Павла в полном смятении чувств.
«Может быть, – подумалось ему, – стоит спросить у портье, в каком номере она живет, купить бутылку вина и подняться к ней? К чему эти вопросы были? Мнимые желания! Вот как! Как мнимые числа в математике – пустые значения, без которых не работает магия дифференциала. Нет полноты».
Но ничего спрашивать он не стал, а такси заказал на два часа раньше.
Только в аэропорту смятение, порожденное словами соприкоснувшейся с ним красотки, стихло в душе, уступив место обычной усталости.
Калугин прилетел в Москву, ненадолго заехал в свою квартиру, привел себя в порядок после поездки и, не дожидаясь возвращения с работы жены Ольги, поехал на отцовскую дачу.
Осень в эти дни окончательно расплескалась ржавым золотом по всей округе, даже резиновые сапоги, утопающие по щиколотку в жирную дорожную, уже с морозным хрустом грязь, – и те казались драгоценностью. Процесс умирания природы завораживал своей неизбежной печалью, выраженной во всем вокруг без исключения, даже написанной на мордах дворовых собак. В воздухе звенело предчувствие чего-то такого, что неизбежно вот-вот случится. Но пока здесь точно был событийный вакуум – объяснимая физикой пустота.
Завтра в нее придет зима. Ослепительно белая стужа. Матушка Зима.
Дорогу на дачу Павел вспомнил не сразу. Пришлось с полчаса покружиться по полям в округе, пока наконец он не уткнулся в выкрашенные зеленой краской ворота дачного поселка. Ворота были закрыты, но маленькая калитка оказалась открытой. Сквозь нее Павел прошел внутрь, предварительно припарковав свой автомобиль.
Едва он оказался по ту сторону ворот, они со скрежетом раздвинулись, и мимо удивленного Калугина проехал белый «Фольксваген» с дамой за рулем. Павел было попытался обратиться к ней за помощью, но не успел. «Фольксваген» скрылся за поворотом.
Павел огорченно вздохнул и зашагал по дорожке, засыпанной влажным гравием, вглубь поселка.
Однако бродил он недолго и вскоре в сопровождении сторожихи Лилии Ивановны возвратился к своей машине.
– Лилия Ивановна, я из Швейцарии приехал не для того, чтобы у вас липу обрывать. Зачем мне липа? Я Паша Калугин, сын Сергея Анатольевича с восемнадцатого участка. Вы же паспорт видели! – убеждал хмурую старуху мужчина.
– И чего?! – недоверчиво капризничала та. – Сейчас любые документы на компьютере за минуту можно сделать, а на мне вся ответственность. А липа – она, знаешь, всегда липа!
– Что же тогда мне делать?! – всплеснул руками в отчаянии Павел.
– Ты не в Швейцарии, ты в России, дружок. Не подмажешь, не поедешь, – со значением сообщила сторожиха.
– О Господи! – раздраженно крякнул тот и полез в портмоне.
Но Лилия Ивановна решительно отвергла деньги:
– Ты меня не понял. Нужно насос водокачки на пожарный пруд отнести. Залило. Скоро вонять начнет. Я женщина старая, а из членов кооператива только ты есть и Лизка Бородина. Но у нее маникюр и руки, как веточки.
– А на машине этот насос можно отвезти? – уточнил Павел.
Лилия Ивановна с нескрываемым любопытством рассмотрела новый «Лендровер» Павла и постановила:
– Ну, если заднее сиденье открутить… Хотя я советую на тележке.
Через полчаса раздосадованный Калугин, в глине с ног до головы, хлюпая промокшими ботинками и стараясь не слишком шевелить ободранным пальцем, вернул тележку во двор Лилии Ивановны со словами:
– Надо было не полениться и заднее сиденье все-таки открутить!
– Помню твоего отца! – прислоняя тележку к стене сарая, пустилась в сентиментальные воспоминания Лилия Ивановна. – Настоящий человек был. Когда у моего Николая сердце в семьдесят третьем прихватило, он его на своей спине семь километров до поселка тащил. Зимой. Ночью. В одном пиджаке. Я ему: оденься, Анатолич! А он мне: некогда, Иванна, наряжаться. И чоп-чоп через поле. Да резво так!
– Да, папа диковатым был, – согласился Павел.
– Диковатый, не диковатый… Разве это важно?! Был он человек с большой буквы! И утоп! – И добрая женщина перекрестилась и добавила: – Заведиморе три дня багром дно ковырял. Не нашел.
– Это кто такой – Заведиморе? Или что такое? – удивился Павел.
– Просто сука! – коротко пояснила Лилия Ивановна и скрылась в доме.
На подъезде к своему участку Павел обнаружил припаркованный автомобиль. Владельца автомобиля он застал безмятежно пьющим чай в гостиной отца. Упитанный мужчина средних лет в вязаном свитере с изображением оленя на груди встал ему навстречу и протянул для приветствия большую розовую ладонь.
– Добрый день! – заговорил непрошеный гость. – Юрий Павлович Белянский. Мы с вами неделю назад созванивались. На третий день… после… понимаете.