Ульмигания

«В год 6732, [1] из-за грехов наших пришли народы неизвестные, о которых никто точно не знает, кто они и откуда пришли, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры. И называют их татарами, а иные говорят — таурмены, а другие — печенеги. Мы же не знаем, кто они такие, а написали здесь о них на память о бедах, которые они принесли…

Но все это случилось не из-за татар, а из-за гордости и высокомерия русских князей допустил Бог такое. Ведь много было князей храбрых и надменных, и похваляющихся своей храбростью. И

Среди жителей Ростова был некто Александр по прозвищу Попович, и был слуга у него по имени Тороп, а служил этот Александр великому князю Всеволоду Юрьевичу. А когда великий князь отдал город сыну своему Константину, тогда и Александр начал служить Константину». [2]

К маю тридцатого дня 1223 года Торопу едва исполнилось пятнадцать. Если б он по своему рождению был княжичем или смердом, его бы ждала женитьба и ночные шалости с супругой, как правило, чуть не вдвое старше. Но Тороп был витязем в девятом колене и потому лежал сейчас не на пышной белой груди молодухи, а в луже собственной крови на холме над рекой Калкой. И не мирное женское дыхание согревало его лицо, но степной ветер обдувал безбородые щеки, сушил по-детски припухлые губы.

Холм и его подножие были густо усеяны изрубленными телами дружинников с восседавшими на них воронами. Стлался дым от сгоревшей засеки, построенной великим князем Мстиславом Романовичем. Сам князь давно уже задохнулся под дубовыми плахами, уложенными татарами на него, его зятя Андрея и князя Александра Дубровского.

Великий князь погиб по собственной глупой гордости. Получив сведения о том, что невдалеке расположились татары, он не стал сообщать об этом другим князьям, стоявшим с войсками поодаль, а сам, полагаясь только на свою дружину, даже не выяснив количество воинов Орды, бросился на них, рассчитывая всю славу пожать собственноручно. А дружина у киевского князя была действительно славная. Семьдесят два витязя, искуснейших воинов со всех княжеств русских, созвал Александр Попович в Киев, дабы остановить междоусобную резню на Руси, обезоружив спесивых князей. Щедр был Мстислав Романович к богатырям, но и они служили ему правдой. Потому и взыграла гордыня в великом князе. «Пока я в Киеве, — говаривал он, — по эту сторону Дона, на берегах Понтийского моря и реки Дуная татарской сабле не махать!» Однако вышло по-другому. Полегло в жестокой сече отборнейшее воинство Руси, ибо на каждый русский меч приходились сотни и сотни ордынских сабель. А расправившись с Мстиславом Романовичем и его воинами, Орда хлынула дальше, разоряя земли Переяславского князя.

Но Тороп, самый младший в дружине, еще недавно подносивший Александру Поповичу оружие, этого уже не видел. Не знал он и того, что давно присматривается к нему ворона, не решаясь подсесть ближе, чтобы клюнуть его в глаз, птичьим чутьем понимая, что воин этот безусый не мертв. Увлеченная делом, она не сразу заметила подходившего человека, а заметив, подскочила и, возмущенно каркая, отлетела в сторону. Но недалеко — человек возьмет с трупа то, что ему нужно, а самого его не тронет. Поэтому ей нужно держаться поближе, чтобы первой поспеть к добыче. Она давно летела за Ордой и знала, что мертвецов ее люди не прячут в землю, позаботиться надо только о том, чтобы товарки по стае не перехватили лакомые куски.

Татарин снял с Торопа сапоги и, сопя, стал отстегивать пряжки на богатом варяжском поясе, подаренном Торопу вместе с мечом Поповичем. Пояс сразу вытащить не удавалось, и татарину пришлось перевернуть тело витязя на бок.

Тороп очнулся, увидел прямо перед собой шишак с конским хвостом на вершине и снова прикрыл глаза. Татарин, насторожившись, прервал свое занятие и вгляделся в лицо Торопа. Но серебряные заклепки в виде грифонов на ремне занимали его больше, чем русский, пусть даже раненый, а не убитый. Татарин вытащил, наконец, пояс и, поднеся его ближе к глазам, издал довольное кряхтение.

Тороп пошевелил пальцами откинутой в сторону правой руки, которой не мог видеть татарин. Он еще не решил, что будет делать, — убьет татарина или даст тому себя ограбить. Рядом могли оказаться другие. Но кочевник сам решил свою участь. Заметив выбившуюся из-под кольчуги ниточку на шее Торопа, он потянул за нее и вытащил серебряный крестик. Дернул, но ниточка была шелковой и не порвалась.

Злость тяжелой волной напрягла тело витязя. Бог с ними, с сапогами и поясом, но крест!..

Татарин вытащил кривой нож и собрался подсунуть под нитку. Тороп левой рукой перехватил его кисть, поворачивая лезвием вверх, а правой обхватил татарина за шею и дернул на себя. Голова татарина больно ударила шишаком в подбородок. Тороп вновь провалился в темноту.

Беды начались со смертью великого князя Всеволода Юрьевича, оставившего Владимир и стол младшему из сыновей — Юрию. Тлевшая до этого вражда княжичей мгновенно разгорелась войной. Старший, Константин, раздосадованный несправедливостью отца, спалил вотчину брата — Кострому. Тогда Юрий, уже в качестве великого князя, осадил Ростов. Предприятие это закончилось для Юрия Всеволодовича плачевно. Ростов открыл ворота, но для того только, чтобы выпустить дружину Александра Поповича.

Юрий делал еще несколько попыток усмирить старшего брата, но всякий раз неудачно.

После боя на реке Гзе, где впервые отличился юный Тороп, приведший в ужас даже седых воинов умением обращаться с мечом, великий князь вынужден был униженно целовать крест на верность брату. Исход же спора положило сражение при Липицах, где на стороне Юрия и других князей сражался знаменитый витязь Ратибор, там же и погибший от меча Поповича. Наголову разбитый Юрий отказался от великокняжеского стола, уступив его Константину.

Казалось, на Руси наступил мир. Но через два года Константин умер, и во Владимире вновь сел Юрий. Мудрый Попович, понимая, что в столице ему больше делать нечего, ушел с дружиной к Мстиславу в Киев и туда созвал на Совет всех русских богатырей. Вместе они решили — не бывать больше раздорам на родной земле, не поднимут они отныне мечи друг на друга.

А тут пришел и 1223 год, и с ним — перепуганные половцы, посольство от князя Котяна. Мол, идет орда несметная с востока, дикая и свирепая, не поможете сегодня нам — завтра она будет у вас.

И русские выступили навстречу…

Тороп очнулся оттого, что у него замерзли ноги. С востока ползли сумерки и холод. На груди была тяжесть. Тороп сначала учуял смрад давно не мытого человеческого тела, смешавшийся с запахом сыромятной кожи и конского пота, и только потом вспомнил, что на нем лежит татарин. Вспомнил и то, как его самого ранили. В горячке боя Тороп потерял шлем, а потом, когда ударили по голове, что и увидел, так только черную вспышку.