Уловка медвежатника
Шрифт:
– Слухаю, – вытянувшись, отвечал надзиратель.
– Срочную служил? – насупился Виноградов.
– А то как же, ваше высокоблагородие. Как и полагается.
– А кто же тебя тогда учил «слухаю» говорить, дурья башка! – беззлобно отвечал Григорий Леонидович. – Нужно отвечать: «Так точно, ваше высокоблагородие»! Уразумел?
– А то как же! – обиженно поджал губы детина. – Уразумел.
Махнув рукой, Григорий Леонидович произнес:
– Ладно, ступай.
Подъехав
– Вот что, братец, останови нас около этого дома.
– Как скажете, ваше высокоблагородь, – охотно отвечал кучер, натягивая вожжи. – Я вашу милость и в Тмутаракань могу отвезти, – охотно пообещал он, – главное, чтобы уплачено было.
– А вот в Тмутаракань не надобно, братец, – заверил Григорий Леонидович, – как-нибудь без того обойдусь.
Виноградов в сопровождении Краюшкина сошел на брусчатку и, поколачивая тростью базальтовую поверхность, вышел к зданию, где всего лишь несколько дней назад прятались злоумышленники. Теперь, не в пример прошедшему дню, улица выглядела пустынной, если, конечно же, не считать пивной, где мужики, вооружившись батареями кружек с разливным пивом, размеренно постукивали пересушенной воблой о край стола. Лица одухотворенные, какие можно повстречать разве что еще в церкви.
Но лоточники с газетчиками исчезли, как если бы их не было вовсе. От их недолгого пребывания остались разве что рваные газеты, которые теперь нещадно трепал набежавший ветер. Да еще пара горстей семечек у парадного подъезда, оброненных в суматохе. Глянув на окна третьего этажа, Григорий Леонидович увидел, что занавески распахнуты, а на подоконнике, растопырив листья во все стороны, стояла герань.
Ничего не изменилось, все в точности, как и было оставлено.
Виктор Краюшкин топал рядом, едва не касаясь плечом Виноградова. Как и подобает праздному гуляке, безделья ради кончиком трости он цеплял обрывки бумаг.
– И все-таки, куда исчезли процентные бумаги? Ведь никто из дома их не уносил, а за подъездом было установлено круглосуточное наблюдение.
– А вам не приходила такая мысль, что деньги где-то до сих пор лежат в одной из квартир здания? – спросил Краюшкин. – Причем они должны быть где-то вблизи той квартиры, где прятались медвежатники.
– И где именно, по-вашему, должны располагаться процентные бумаги?
– Мне думается, что, скорее всего, в одной из пустующих квартир, где давно никто не проживает.
– А знаете, вы ведь правы, – легко согласился Виноградов. – Давайте поинтересуемся у швейцара.
У входа в подъезд их встречал все тот же швейцар с длинной окладистой бородой, в которую длинными серебряными нитями вкралась седина. Осанка прямая, благородная, взгляд направлен поверх голов. Обычно так на необстрелянных новобранцев посматривает боевой генерал, за плечами которого не одна военная кампания.
– Послушай, голубчик, – заговорил Виноградов. – Я начальник сыскной полиции Григорий Леонидович Виноградов…
– Кто же вас не знает, ваше высокоблагородие! – заверил швейцар.
– Прекрасно! Ты мне вот что скажи, батенька, сколько квартир в вашем подъезде?
– Восемь.
– А сколько из них пустующих?
– Одна, ваше высокоблагородие.
– Кто там проживал?
– Купец Ксенофонтов. Как жена у него померла три года назад, так он в Париж и съехал. Сказывают, сошелся он там с какой-то престарелой мадам, вот и держат теперича совместное хозяйство.
– Значит, в квартире никто не проживает?
– Никто, – уверенно проговорил швейцар, – ежели бы кто там проживал, так я бы непременно знал.
– Прекрасно! А ключ-то от квартиры у тебя имеется, братец?
– А то как же! – почти обиделся швейцар. – Без него нынче никак нельзя. У нас ведь хозяйство большое. Мало ли что случиться может!
– Давайте поднимемся, посмотрим квартиру.
– Сейчас, господа, – сказал швейцар, удаляясь в служебное помещение. – Ключ только захвачу.
Через минуту он вернулся с большой связкой ключей в руках.
– Вот все они здесь, один к одному, от каждой квартиры. Бывает, что кто-то и забывает ключ, так сразу ко мне. Михалыч, говорят, отопри дверь. Ну, я со всей душой, – тяжело поднимался он по лестнице, пыхтя, как груженый паровоз. – Ежели гривенник за труд мне дадут, так и спасибочки. А ежели нет, так я и не обижаюсь.
Остановились напротив высокой дубовой двери.
– Вот здесь, господа.
Согнувшись, Виноградов внимательно осмотрел замочную скважину и, обнаружив на поверхности свежие царапины, поинтересовался:
– А вы уверены, что замок никто не открывал?
Швейцар выглядел оскорбленным:
– Да как же можно, господа хорошие, ежели я здесь на входе стою. А потом, как же ее откроют без ключа? Замок-то не простой, аглицкий. Чтобы его отворить, особый талант надо иметь.
– А может, у него и есть этот талант, а? Давай посмотрим!
– Ну что с вами сделаешь! Где же этот ключ-то? Ага, вот он, отыскался! – Толстые волосатые пальцы ухватили за дужку. – Уверяю вас, господа, тут даже с талантом такой замок не отомкнешь. – Дважды повернув ключ, швейцар открыл дверь. – Мне хозяин как-то говорил, что такого замка по всей России не отыщешь. Один он такой! Пожалте! – уверенно распахнул он дверь, пропуская вперед Виноградова с Краюшкиным.
Первое, что увидел Григорий Виноградов, когда перешагнул комнату, так это бумажные ленты, какими обычно перематывали процентные бумаги.
– Господи! – невольно воскликнул швейцар. – Этого не может быть! В последний раз я заходил сюда полгода назад вместе с хозяином квартиры. Здесь был полнейший порядок. Я сам расставлял мебель. А этого мусора не было и в помине.
Вздохнув, Виноградов прошел в глубину комнаты. Следом протопал Краюшкин.
– Я теперь больше ничему не удивляюсь. То, что и требовалось доказать… А ведь это не просто бумаги. – Наклонившись, Григорий Леонидович поднял ленту. – Знаете, что это такое?