Ультиматум Борна (др. перевод)

Ладлэм Роберт

Мари читала с выражением, оттеняя интонацией все повороты в сюжете сказки. Джеми слушал ее с широко распахнутыми глазами. Дэвид подумал, что Мари вполне могла бы выступать на сцене. У нее были все данные, необходимые актрисе: впечатляющая внешность, уверенная манера держаться – это привлекало внимание мужчин и женщин, которые, встречая ее на улице, зачастую прерывали разговоры и провожали ее заинтересованными взглядами.

– А ты почитаешь мне завтра, папочка?

– Я собирался почитать тебе сегодня, – пробормотал Уэбб.

– От

тебя все еще пахнет, папочка, – нахмурившись, сказал малыш.

– Твой папа не пахнет, Джеми, – засмеявшись, проговорила Мари. – Я ведь объясняла тебе, что это запах лекарства, которое папе прописал дядя доктор, чтобы мазать раны, полученные в аварии.

– Все равно пахнет...

– Мама всегда права, малыш, и спорить с ней бесполезно, – сказал Дэвид. – К тому же тебе пора спать.

– Еще рано... Вдруг я разбужу Элисон, и она начнет плакать...

– Ничего, дорогой... Мы с папой хотим посидеть с нашими друзьями.

– И с моим новым дедушкой! – радостно крикнул мальчик. – Дедушка Брендон сказал, что я могу стать судьей, когда вырасту.

– Боже, спаси этого мальчика, – вмешалась миссис Купер. – Ох, уж этот Брендон! Он наряжается, как павлин во время брачных игр.

– Джеми! Ты можешь пойти в нашу комнату и посмотреть телевизор, – переменила тему Мари. – Полчасика...

– У-у-у!

– Ну ладно, час... Но программу выберет миссис Купер.

– Спасибо, мамочка! – Джеми побежал в спальню родителей, миссис Купер последовала за ним.

– Надо бы его утихомирить, – сказала Мари, поднимаясь с дивана.

– Не волнуйтесь, мисс Мари, – проговорила миссис Купер. – Побудьте с мужем. Посмотрите: его взгляд красноречивее всяких слов. – Сказав это, она исчезла в спальне.

– Это правда, дорогой? – усмехнулась Мари, подходя к Дэвиду. – Ты можешь взглядом причинить боль?

– Мне неприятно опровергать практически неоспоримые оценки миссис Купер, но в данном случае она не права.

– Зачем так много слов, когда достаточно одного.

– Это свойственно гуманитариям. Мы, кабинетные ученые, не стремимся к лаконичности, потому что в случае неудачи нам нечем будет оправдаться. А разве ты против некоторых словесных изысков?

– Нет, – ответила Мари. – Видишь, можно выразить все одним словом...

– Что выразить? – спросил Уэбб, обнимая и целуя жену; это прикосновение было красноречиво и много значило для них.

– Правда не нуждается в многословии, – произнесла Мари, взглянув на мужа. – Важны факты... пять плюс пять – десять, а не девять или одиннадцать.

– По-моему, ты заслуживаешь самого высокого балла!

– Достаточно банально, но все-таки приятно... Ты приходишь в себя, я чувствую. Джейсон Борн уходит, ведь так?

– Почти. Когда ты укладывала Элисон, мне позвонил Эд Мак-Алистер из Управления национальной безопасности. Он сказал, что мать Бенджамина уже на пути в Москву.

– Это потрясающе, Дэвид!

– Мы оба – Мак и я – хохотали. И я поймал себя на мысли, что никогда не слышал, чтобы Мак-Алистер смеялся. Это потрясающе!

– У него на душе был тяжкий груз... Ведь это он отправил нас в Гонконг и потом долгие годы не мог себе этого простить. И все-таки ты жив и здоров. Не уверена, что я могу забыть об этом, но теперь я не буду вешать трубку, услышав его голос.

– Он будет рад. Кстати, я просил его позвонить. Я подумал, что можно было бы пригласить его пообедать.

– Ну это, мне кажется, слишком.

– Но ведь он помог в освобождении матери Бенджамина. А Бен спас мне жизнь...

– Ладно, может, приглашу его... на завтрак.

– Послушай, женщина: через пятнадцать секунд я вышвырну Джеми и миссис Купер из нашей спальни... потому что я люблю тебя.

– Я польщена, Аттила, и мне трудно устоять перед искушением... Но в данный момент мой братик поджидает нас. Кроме того, Конклин, Панов и тот сверхизобретательный бывший судья – вся эта компания не по силам простому парню из Онтарио.

– Поверь, я страшно их люблю.

– И я. Пойдем.

* * *

Карибское солнце скрылось за горизонтом, небо озарили слабые отблески оранжевых лучей. В наступивших сумерках мерцали свечи под стеклянными колпаками, создавая уютную атмосферу на балконе виллы. Беседа протекала спокойно и как бы замедленно. Снова и снова вспоминались эпизоды пережитого кошмара.

– Я пытался втолковать Дэнди-Рэнди, что доктрину неизменного состояния необходимо пересмотреть. Время изменило прежние представления... – вещал Префонтен. – Изменение – вот лозунг сегодняшнего дня.

– Это настолько очевидно, что я не могу себе представить никого, кто стал бы это оспаривать, – сказал Алекс.

– Гейтс постоянно использовал этот прием, забивая присяжных своей эрудицией, а равных себе – бесконечными маневрами.

– Зеркала и дым, – смеясь, заметила Мари. – В экономике то же самое. Помнишь, братик, я говорила тебе об этом?

– Я и тогда не понял ни слова, и сейчас ни черта не понимаю.

– А если говорить о медицине, нет ни зеркал, ни дыма, – сказал Панов. – По крайней мере там, где следят за деятельностью лабораторий и где не шляются ребята из фармацевтических компаний, набитые деньгами...

– Во многом это объясняется сверхлаконичностью нашей Конституции, – вступил бывший судья. – Похоже, отцы-учредители были знакомы с пророчествами Нострадамуса, но никогда в этом не признались бы. А может быть, на них произвели впечатление чертежи Леонардо, дающие перспективы развития техники. Они поняли, что невозможно сформулировать основы законодательства будущего, поскольку не могли представить, каким именно оно будет и что потребует общество для обеспечения своих свобод. Поэтому они создали этот закон с гениальными пропусками.