Ультиматум
Шрифт:
– Это значит, что у него в горле першит, – буркнул я. – И больше ничего!
– Ростислав…
Я вновь обернулся к двери и пробежал взглядом по незнакомому мне человеку. Нет. Я ошибся. Стоящий рядом с отцом мужчина был мне определенно знаком, кажется, он бывал у нас в доме, когда мне было лет двенадцать или тринадцать… Что-то такое смутно помнится… но с такой внешностью, как у него, трудно утверждать с уверенностью.
Среднего роста, средней длины прическа, хорошо выбрит, выражение лица не понять – вроде слегка улыбается, а вроде и нет, легкая клетчатая рубашка поверх старых джинсов, серые кроссовки. Возраст… за сорок, ближе к пятидесяти, если прикинуть навскидку. Серые глаза сквозь стекла очков в простой металлической оправе спокойно смотрят на нас, руки свободно висят вдоль тела.
Нет, я точно его где-то видел раньше, что-то было с ним связано… иначе бы попросту не запомнил этого неприметного человека. Бесцеремонно разглядываемый мною человек ничуть не смутился пристальному вниманию. Дал себя рассмотреть, потом вышел в коридор, послышался звук закрываемой двери – в выбранной мною для себя комнате, где сейчас работали техники, – после чего вернулся и встал у дверного косяка, оставив нашу дверь открытой.
– Пал Палыч, – не дожидаясь приглашения, кивнул он нам. И в этот момент я его вспомнил. Много лет прошло с той поры.
– Кира, – улыбнулась моя бедовая девушка. – Приятно познакомиться!
– Рос, – произнес я. – Но мы уже знакомы, да? Это же вы тогда приволокли меня домой после побега.
– Побега? – не поняла меня Кира. Отец досадливо поморщился, видно, вспомнил былое. Пал Палыч едва заметно кивнул.
– Какого побега, Рос? – не унималась Беда.
– Да я в детстве из дома смылся. Первый раз это был, кажется, – хмыкнув, поведал я. – Дернул после очередного папиного нововведения в образовательную программу, где хлеб разрешалось кушать, только если у тебя нет двоек. И только хлеб. И немного и нечасто, но все же давали молоко. Наверное, чтобы сынуля от заворота кишок не помер случайно. Масло и яйца разрешалось употреблять только при наличии четверок, про вкусную и жирную колбасу можно было и не заикаться, если не имеешь в дневнике жирных пятерок. Учитывая, что я был круглым троечником с натяжкой, я тогда чуть коньки с голоду не отбросил. Спасибо мама втихаря подкармливала. На такой морской диете, снисходительных подачках приятелей и прочем я продержался неделю, после чего закончил четверть так хреново, что осталось только податься в бега или умереть голодной смертью в обнимку с полным холодильником. Вот я и смазал лыжи реактивным «убегаем». Хм… убежать убежал, но меня нашел Пал Палыч и вернул в домашний концлагерь. Хорошо еще, что не расстреляли за побег! И хорошо, что я целых четыре дня борщами и колбасой объедался перед поимкой.
– Ростислав! – рявкнул отец.
– Какой вы злобный папа! – не выдержала Кира, потрясая крохотным кулачком. – Ой… э-э-э… строгий!
– Да, тогда ты малость переборщил, – первый раз улыбнулся Пал Палыч, взглянув на моего отца без малейшего трепета. Взглянул как на равного.
– Паша! – На этот раз возглас отца был направлен на Пал Палыча.
– Потом, через несколько дней, отец отбросил якоря и уплыл в открытое море, – не пожелал я понять намека и заткнуться. – И я наконец дорвался до холодильника и маминых супов.
– Поднял якоря, – поправил меня папа. – И вышел в открытые воды! Может, хватит воспоминаний из семейной хроники, Ростислав?
– А до тех пор, пока отец не уплыл, – продолжал я, – Пал Палыч ловил меня каждый день после школы и кормил здоровенными бутербродами и кефиром. Иногда и горячий чай с сахаром в термосе приносил. Пал Палыч, вы – хороший человек!
Пал Палыч промолчал, но не смог скрыть легкой улыбки – у него почему-то все улыбки были именно легкими, почти незаметными.
– Очень, очень хороший Пал Палыч! – согласилась со мной Кира, зачем-то впихивая в мою руку банку с фасолью в томатном соусе. – На, Рос, покушай быстрее! Покушай! Теперь я понимаю, почему ты так хорошо готовить умеешь! Бедный! Тебя голодом морили!
– Павел! – Папа-адмирал прямо-таки как зверь зарычал. – Ты его подкармливал?! Я, значит, пытался воспитывать, а ты весь процесс ко дну пустил!
– Ага, – усмехнулся Пал Палыч. – Торпедировал твой воспитательный процесс запуском бутербродов и кефира. А ты в курсе, что твой голодный сынуля уже в тринадцать лет попытался заняться рэкетом, выбивая завтраки и деньги на обед из своих одногодок? Я тогда приглядеть за ним решил, больно уж взгляд у сыночка твоего был… знакомый не понаслышке… Не прошло и дня, как я его вернул, а он прямо у школы какого-то пацана к стенке припер и что-то ему шипит про еду, свои кулаки, рогатку и очень острый папин кортик, что лежит у него в портфеле… Пришлось вмешаться, пока голодный пацан сытого пацана из-за бутерброда кортиком не пырнул или рогаткой глаз не выбил. Хорошо ты сына воспитал, Лех, ага! Подрастающая гордость военно-морского флота! С именным кортиком в портфеле!
– Р-р-ростислав! – Отец прямо-таки краснотой налился. – Ты что, мой кортик в портфеле таскал?! Именной кортик?! Да он же в сейфе лежал и лежит!
– Да там пароль дурацкий, – отмахнулся я, вертя в руках консервированную фасоль. – Скажи спасибо, что я пистолет не взял. Кхм… а я думал над этим…
– Рос, это же нехорошо! – возмутилась Кира. – Очень нехорошо! Обалдел? Хотя ты голодный был… Но все равно так нельзя, поэтому фасолью поделишься! Ты банку открывать думаешь? А то я уже голодная. Дергай за колечко…
– Не буду я дергать! Теперь я плохой, получается? – обиделся я. – Ох… ладно, посмеялись и ладно, что было, то было. Но в этом доме распределением продуктов заведую я! Кстати, на чем мы там остановились?
– На моем кортике и пистолете! – Папа хрустнул костяшками пальцев. – Паш, стоп машина! Если ты знал, то почему молчал?
– С парнем я тогда переговорил, – пожал плечами тот. – Показал черту, докуда прилив дойти может, а куда перехлестывать ему никак нельзя. Давно это было. Уж и не помню всего.
Не получив убедительного ответа, отец переключился на меня, но тон его речи пошел на резкое затухание:
– Ты откуда пароль знаешь? И как ты вообще осмелился прикоснуться к боевому оружию моряка?! И почему я об этом только сейчас узнаю?! Да я… ох, Ростислав, Ростислав… – Отец устало провел ладонью по волосам.
– Мы остановились на том, что я и ребятишки будем за вами приглядывать, – произнес Пал Палыч, опуская ладонь на плечо моего отца. – Где жить будем, вы знаете. Люди мы уже знакомые, проблем с общением не возникнет. Номера телефонов и электронные адреса я записал на листочке, приклеил его к стене рядом с кухонной стойкой и телефоном. Там же все имена. У меня есть дубликаты ключей от этой квартиры, но, само собой, без стука и предупреждения входить не будем, если только в самом крайнем случае. Когда установите компьютеры, подключим к ним картинку с видеокамер перед дверью, в коридоре и на балконе. Чуть позже сядем и обсудим остальные детали насчет выхода из квартиры, штор на окнах, разговоров по телефонам и прочее и прочее. Договорились?
– Договорились, – кивнул я.
– Вот и ладушки, – едва заметно улыбнулся и кивнул Пал Палыч. – Ну, не будем мешать. Распаковывайтесь дальше.
– Погоди-ка, Паш, я еще не закончил! – сверкнул глазами отец, но как-то неохотно, словно бы по привычке, когда последнее слово всегда остается за ним.
– Поговорить надо, Алексей, – качнул головой Пал Палыч. – Что было, то было, как твой парень сказал. Пойдем-ка, перекинемся парой слов, пока ты не уехал. А прошлое… мальчишка твой тогда, конечно, переборщил, но и ты был неправ…