Ультраглаз (сборник)
Шрифт:
Гаскар, не дожидаясь указаний, начал передавать координаты вихрелетам.
— Ну, вот, — сказал спокойно доктор здоровья, — вам разрешается первое свидание.
Сидевший в кресле, забинтованный так, что виднелись одни глаза, видел перед собой полверанды, часть баллюстрады и дерево, усыпанное яркими розовыми цветами. Сбоку за пределами видимости слышался шум прибоя. Он хотел повернуть туда голову, но кресло, словно понимая, что это ему трудно, само повернулось в ту сторону и подкатилось на своих бесшумных колесах к самому краю, обращенному к морю. Волны шли и шли из-за горизонта и накатывались, шурша галькой: брызги долетали до каменного
— А диета? — спросил Шервуд и не узнал своего голоса. — Я имею в виду диету впечатлений. Можно мне, наконец, узнать, что делается на белом свете? — закончил он уже почти твердым голосом.
— Постепенно, — улыбнулся доктор. Его улыбка относилась к тону голоса Шервуда. Он неслышно удалился.
Минут пять Шервуд пробыл наедине с морем. Потом ему почудилось, что позади кто-то есть. Он не успел ничего подумать, как рядом с его креслом очутилось второе. В нем сидел совершенно не забинтованный, укрытый только пледом, с вытянутой неподвижной ногой Костя. На лице его Шервуд различил множество светлых пятен — следов синяков и кровоподтеков. Но голубые глаза Кости сияли, и Шервуду показалось, что и розовость, хотя и несколько ослабленная, коснулась заново его щек.
— Я давно просился к вам, — сообщил Костя.
После этого оба вдруг замолкли. Слишком много они могли сказать друг другу. Говорить не имело смысла.
Шервуд вспомнил, что доктор здоровья разрешил ему лишь несколько минут разговора.
— Как нога? — спросил Шервуд.
— Будет работать, — отмахнулся Костя. — Только через полгода. Он сказал это с таким видом, словно какое-то более важное событие заслонило другие заботы. Шервуд, наконец, догадался:
— А как ваша… знакомая? Та девушка?
Костя ничуть не сконфузился; наоборот, он весь расцвел.
— По-моему, получилось, — сказал он. Он протянул руку к карману сбоку кресла, достал прямоугольный кусок картона и протянул Шервуду.
Шервуд взял прямоугольник в руки. С картона на Шервуда смотрел человек, в котором смутно проглядывали какие-то черты Кости. Тоже юноша, но чуть повзрослев, в смятой рубашке с засученными рукавами, он стоял, чуть наклонившись, и протягивал Шервуду сильные и довольно грязные руки. В них сверкал, именно сверкал кусок мыла, скользкий, давший уже несколько пузырей, блещущий на солнце. Девушка с кувшином в руке, облупленном в одном месте и помятом в другом, оживленно что-то рассказывала, глядя в лицо юноше. Ее лицо было повернуто в профиль, и Шервуд узнал ее. Струя воды лилась в руки и мимо рук юноши, разлетаясь светлыми брызгами, на землю. Поодаль стояла палатка, а прямо от ног юноши и девушки тянулась до горизонта и, чувствовалось, дальше за горизонт ровная свежая просека с неубранными еще кое-где, спиленными под корень деревьями. И — больше ничего. Ни машин, ни тракторов, только толстые вмятины, следы на земле, в один из них налилась вода и отражала голубое небо с облачками.
Костя смотрел вопросительно.
— Ну, как? — тревожно спросил он. От сияния его не осталось и следа. Он стал неуверенным, сомневающимся, готовым упасть духом, как в дни, что предшествовали окончанию работы над станцией: тогда на него тоже находил временами этот стих. Как тогда? Шервуд готов был выругать себя. Ну, как же он не догадался — ведь его практикант в те дни мучился над своей картиной, страдал от неудач, а он-то думал… Впрочем Шервуд решил сейчас не спешить с выводами. В конце концов, может быть, он был все-таки прав.
Он рассматривал картину. Прибой шумел у их ног.
— А почему вы бросились внутрь станции? — спросил вдруг Шервуд. — Что вас заставило сделать это?
Щеки Кости порозовели и приобрели обычный свой цвет.
— Закрепки… — сказал он смущенно. С минуту он боролся с чем-то, но потом прямо взглянул в глаза Шервуду. — Закрепки, те, что пошли на башню, были из пластилита «300», как вы сказали. Ну я заменил его потом на марку «600». Марка «300» слишком жесткая. Вы понимаете, — мучился Костя, он говорил торопливо, — мы привыкли, что то, чем мы скрепляем, должно быть тверже скрепляемого. Например, булавки, которыми мы скалываем бумаги. Вы называли марку «300» даже не задумываясь. Но я потом подумал, раз закрепки останутся навсегда в теле станции, даже после того, как проклеят все швы, значит они должны быть такими же, как и весь материал, а не посторонними включениями. И я заменил марку пластилита. А когда начался этот ураган, я прежде всего подумал о башне. Туда пошли закрепки старой марки. Мне стало ясно, что они вырвутся из гнезд или начнут ломаться раньше других. Вы были неподалеку от башни и, конечно, должны были попытаться проникнуть туда. И я бросился наперехват… Я не сказал вам раньше об этих закрепках — Костя умоляюще посмотрел на Шервуда, — потому что не придавал этому большого значения… Если б не ураган…
— Гм… — Шервуд выглядел несколько озадаченным. — Так вот почему рассыпалась башня…
Он перевел взгляд с Кости на картину, которую продолжал держать в руках. Но сейчас он смотрел не на девушку, а на юношу. И ему бросилось в глаза то, чего он не замечал раньше. В беззаботном лице юноши чувствовалась какая-то суровинка, словно тот пережил что-то серьезное и настоящее. Еще бы! Можно считать чудом, что они выпутались живыми из всей этой истории. Действительно, нога, что заживет через полгода, сущий пустяк. Костя совершенно прав. То, что досталось на их долю там, в вышине, в коридорах рассыпающегося здания, заставляет все бледнеть.
Шервуд снова взглянул на Костю.
— Ну, как? — спросил тот.
Да, ведь он не ответил на вопрос.
— Видите ли, — сказал Шервуд, — я думаю не ошибусь, если скажу, что вы самый толковый из моих практикантов. Теперь я уже спокойно могу сказать вам, что вы прежде всего художник, а потом конструктор.
— А эскиз?
— Вещь хорошая, но… — Шервуд пальцем освободил от повязки рот, чтобы удобнее излагать замечания. Но тут снова появился доктор.
— Уже? — спохватился Костя. — Ну, до завтра…
— Сегодняшняя порция впечатлений исчерпана? — осведомился Шервуд.
— Завтра, — сообщил доктор, — будут рассматриваться проекты научной станции для Венеры. Вам разрешено присутствовать, заочно разумеется.
— Ураган уже вынес свой приговор, — спокойно сказал Шервуд. Посмотрим, что скажут теперь люди.
«Это — моя нога», подумал он про себя, «то, что я потерял… В конце концов я не могу заставлять подвергаться опасности, которую чудом перенес сам, людей, которые будут работать на Венере. В этом отношении урагану надо сказать спасибо: он разыгрался во-время!».
— Ураган оказался как нельзя кстати, — сказал Карбышев. Шервуд видел на экране высокую спокойную фигуру начальника научной станции на Венере, крупные черты лица, доброжелательный взгляд голубых глаз с легкой усмешкой в глубине зрачка.
Он создал условия, близкие к тем, что случаются на Венере, если не считать, что там ураганы в несколько раз сильнее. К счастью, обошлось без человеческих жертв. Потери только материальные, но они оправдали себя: ураган осуществил эксперимент, который без него трудно было бы воспроизвести. Если рассматривать его именно в этом плане, то трудно придумать лучший вариант урагана, который бы годился для этой цели.