Улыбка 45-го калибра
Шрифт:
Я вскочила в «Пежо» и понеслась на МКАД. При выезде на окружную магистраль расположен огромный рынок. Чего там только нет: стройматериалы, бытовая химия, товары для сада и огорода. Помотавшись между торговцами, я поинтересовалась у мужика, предлагавшего паркет:
– Не видели тут парня с трудовыми книжками?
– Вон у будки сидит.
Я подбежала к серенькому строению и спросила сидевшего там парня:
– Трудовые книжки есть?
– А то! – и он протянул мне серую книжонку.
– Так она незаполненная!
– Ясное дело, – развеселился
– А печать?
Он указал пальцем на будку.
– К ним ступай, скажи, Михалыч прислал.
Через час я вернулась в Ложкино с документом. Улыбчивый мальчишка оформил мне книжку. Из сделанной в ней записи следовало, что я всю жизнь проработала лаборанткой в каком-то загадочном НИИ редких проблем.
– А мне не дадут завтра по шапке в отделе кадров. Вдруг позвонят в это учреждение?
Паренек рассмеялся:
– Если бы вы в солидную организацию на приличное место устраивались, то ни в жисть не посоветовал бы такую липу туда нести. А лаборанткой… Не бойтесь, проверять не станут, им главное, чтобы вы были без вредных привычек. Только по ваc сразу видно: женщина положительная.
Без пятнадцати восемь я вспомнила про Ритку и, проклиная свою забывчивость, понеслась во Дворец ЦСКА.
Замощина не ругалась. Масик получил две награды, и Ритка пребывала в благостном настроении. Ее огорчало только то, что не удалось купить вожделенный «Бурмиль». Всю дорогу до Ложкина она зудела:
– Искала, искала эту тетку, но она словно в воду канула. А все ты!
Я молчала, да и что тут скажешь? Правда, когда Ритуська завела ту же самую песню в десятый раз, не утерпела и спросила:
– Где бы ты, интересно мне, взяла такую прорву денег?
– Для здоровья Масика, – взвилась Ритка, – мне ничего не жаль, поняла?
На мой взгляд, кот выглядел патологически здоровым, но Ритулька продолжала убиваться из-за отсутствия «Бурмиля». Она мне так надоела, что я сказала:
– Ладно, если тебе некуда девать деньги, попытаюсь достать эти ампулы.
Замощина заткнулась. Когда мы въехали во двор, она спросила:
– Надеюсь, Аркадий починил мою машину?
Я возмутилась до глубины души:
– С какой стати он будет копаться в моторе чужой машины?
– Он же любую тачку оживить может!
– Да, но Кеша работает.
– Мог бы и дома остаться на один денек, – парировала Ритка. – Мне теперь придется у тебя ночевать.
– Без проблем. Устроим тебя с Масиком в комнате для гостей.
– Завтра отвезешь меня на выставку.
– Опять? Тебе не надо на работу?
– У Масика шесть показов подряд, я взяла неделю отгулов.
Да уж, повезло мне. Надо и впрямь вызвать завтра мастера, а то Замощина поселится у нас навсегда и заставит меня каждое утро кланяться Масику.
НИИ тонких исследований стоял в большом парке. Я прошла от ворот по довольно узкой аллейке и наткнулась на серое четырехэтажное здание, на двери которого висела вывеска – «Роддом № 242 имени Олеко Дундича». Глупее и не придумать. Насколько помню из школьного курса истории, этот молодой хорват был бойцом 1-й Конной армии и погиб в начале двадцатых годов в бою. Но, может быть, он очень любил женщин, и поэтому его именем назвали роддом? Впрочем, я сама появилась на свет в заведении имени Надежды Крупской. Вот уж загадка так загадка. При чем тут бедная Надежда Константиновна, у которой никогда не было собственных детей?
Что-то меня занесло не туда. Где же НИИ тонких исследований? Пришлось зайти в роддом и обратиться в справочную.
– Обойдите здание с торца, – пояснила приветливая, похожая на печеное яблочко старушка. – Мы с ними всю жизнь соседи, в одном доме помещаемся.
Я глубоко вздохнула и села на скамейку. Надо собраться с мыслями, чтобы не навалять глупостей.
На соседней лавочке сидела обнявшись молодая пара.
– Ну не плачь, Юленька, – тихо бормотал мужчина, – не надо, успокойся.
– Тебе хорошо говорить, – всхлипывала Юля, – ребенок-то мой.
– И мой тоже, – возмутился муж.
– Но я его шесть месяцев носила, а теперь убить?!
– Так ведь краснухой ты заболела. Слышала, что доктор говорил? Стопроцентно идиот может получиться, бревно без разума, под себя ходить станет и мычать. Плод погиб, это точно.
– Нет, – горько рыдала Юля, – все равно любить буду. Он внутри меня живет, толкается, поворачивается, и убить? Он жив!
– У нас еще дети будут, – пытался вразумить муж жену. – А этот умер.
– Но его же убьют! – нелогично возразила Юля, рыдая. – Ой, не могу, господи, за что? Почему именно со мной такое?
В глубине холла открылась небольшая дверка и выглянул мужчина в зеленой хирургической шапочке.
– Ну готова? Пошли.
– Ой, – в голос завопила женщина, – не пойду, нет, и точка.
Врач подошел к паре и ласково сказал:
– Не дури. Ты перенесла краснуху, плод погиб.
– Но он шевелится.
– Тебе кажется, это перистальтика.
– Но…
– Молодой человек, – повернулся доктор к мужу, – ваша жена находится в шоковом состоянии, у нее стресс, но вы-то вполне нормальны? Вы-то понимаете, что ей грозит смерть?
Муж начал подталкивать слабо сопротивляюшуюся Юлечку к входу в роддом. Женщина сначала упиралась, но потом неожиданно пошла. В дверях она обернулась и сказала:
– Никогда тебе этого не прощу.
Доктор и Юля исчезли. Муж достал носовой платок, промокнул потный лоб, глянул на меня и растерянно сказал:
– Видали? Краснухой заболела, а теперь меня ненавидит за то, что искусственные роды вызывать приходится.
Я с пониманием вздохнула. У нас на кафедре когда-то работала Женя Неуёмова. Будучи беременной вторым ребенком, она подхватила от семилетней дочери краснуху, и ей пришлось идти на аборт. Я помню, как Женька плакала, а мы все утешали ее. Но краснуха – это серьезно. На девяносто процентов вы получаете ребенка с пораженным головным мозгом.