Улыбка 45-го калибра
Шрифт:
Боясь упасть в обморок, я уставилась на стол. Около телефона лежал листок желтоватой бумаги с отпечатанным на нем машинописным текстом:
«Уважаемый Леонид Георгиевич! Понимаю всю неправильность моего поступка, но после смерти Ирочки мне было очень тяжело, а после кончины брата жизнь и вовсе потеряла всякий смысл. Извините, что решилась на подобный шаг в стенах института. Положите меня в могилу к брату. В моей смерти прошу никого не винить». Внизу виднелась факсимильная подпись: Анна Круглова. Я выглянула из кабинета,
– Жанна?
– Да, кто это?
– Частный детектив Дарья Васильева.
– Кто? – переспросила женщина.
В ее голосе слышалось неподдельное изумление.
– Вы знакомы с Анной Константиновной Кругловой?
– Конечно. Это моя родственница.
– Скажите, она была левша?
– Нет, – ответила Жанна.
Потом до нее дошла вся моя фраза.
– Что случилось? – занервничала женщина. – Почему говорите об Анечке в прошедшем времени.
– Давайте ваш адрес, приеду и все объясню.
Выезжая на проспект, я ощутила, как в голове медленно начинает ворочаться боль. Все понятно. Я не обедала, не полдничала, даже чайку не выпила, я вообще ничего не ела с восьми утра, и давление у меня упало, наверное, до нуля. Нужно бы зарулить в какую-нибудь харчевню и перехватить хотя бы салатик, но, к сожалению, времени нет. Мне надо успеть переговорить с Жанной. Где-то минут через десять-пятнадцать по НИИ пойдет уборщица и обнаружит труп убитой кадровички.
Да, да, я не оговорилась, именно убитой. И никакие предсмертные письма не убедят меня в том, что Анна Константиновна совершила самоубийство. Отчего я пришла к такому выводу? Да очень просто. У трупа был закатан правый рукав. Смертельную инъекцию Анна Константиновна сделала себе левой рукой. Что было бы вполне естественно для левши. А так…
Жанна оказалась полненькой брюнеточкой лет сорока.
– Это вы мне только что звонили? – нервно спросила она, открывая дверь.
Я кивнула.
– Скажите, что с Аней, умоляю, – нервно попросила Жанна, – почему ее телефоны не отвечают, ни личный мобильный, ни рабочий… Звоню, звоню…
Я молча вылезла из ботиночек. Боже, как хорошо, что переоделась в «Пежо» в привычные джинсы и свитер. Отвратительный бордовый наряд надоел до зубовного скрежета.
– Почему вы молчите, – возмущалась Жанна, – и что в конце концов происходит?
– Мы будем разговаривать в прихожей? – вздохнула я, оттягивая момент, когда придется сказать ей о смерти Кругловой.
– Нет, конечно, проходите в кухню. Говорите, – вновь попросила Жанна, усадив меня на полукруглый диванчик.
– Вы сказали, что Анна Константиновна ваша родственница?
– Да, и еще она моя лучшая подруга, – сообщила Жанна. – Ближе Ани у меня никого нет. Кто вы? Больше не отвечу ни на один ваш вопрос, пока не узнаю, в чем дело.
– Хорошо, – кивнула я и начала самозабвенно врать.
Работаю в детективном агентстве. Мне поручили вести дело о пропаже яйца работы Фаберже. Вещицу украли во время шумного застолья. Следы привели в НИИ тонких технологий, в частности, к Анне Константиновне Кругловой.
– Вы с ума сошли, – подскочила на стуле Жанна, – Анечка честнейший – слышите? – честнейший человек. Ей и в голову не придет не то что взять, даже посмотреть на чужое.
– Вы не дали мне договорить. Подозрения пали на ныне покойного директора института Владимира Сергеевича. Вчера я стала случайной свидетельницей вашего разговора с Кругловой. Вы звонили ей на мобильный. Скажите, отчего Анна Константиновна так радовалась его смерти и отчего называла его вором. Он что, был нечист на руку?
Жанна молчала, лицо ее казалось спокойным, только на шее быстро-быстро билась нежно-голубая вена.
– Вы его знали? – настаивала я.
Жанна упорно не разжимала рта. Я уже собиралась начать намекать на некое нехорошее событие, произошедшее с Анной Константиновной, как раздался резкий, какой-то требовательный звонок телефона. Жанна не пошевелилась.
– Снимите трубку, – посоветовала я.
Хозяйка вздохнула, словно вынырнула из глубины океана, и протянула руку к аппарату.
– Слушаю, – сказала она ровным, спокойным голосом. – Добрый день, Леня. Да, да, да… НЕТ!!!
Крик вырвался из ее горла так резко и с такой неистовой силой, что я перепугалась. Лоб Жанны стал пунцовым, потом красная волна омыла щеки, подбородок и шею. Женщина отпустила трубку, та закачалась на витом проводе.
– Вы знали, – прошептала Жанна, – вы знали, поэтому и говорили об Анечке в прошедшем времени.
– У вас есть валокордин? – быстро спросила я.
Хозяйка уронила голову на стол.
– Жанна, – тихо позвала я, – вам плохо? Может, врача вызвать?
– Нет, – глухим голосом ответила Жанна, – чем он мне поможет? Господи, Анечка. Леня сказал, что она покончила с собой, ввела в вену сильнодействующее сердечное лекарство. НЕТ!!! Неправда!!! Ее убили!
– Там на столе лежала предсмертная записка, – тихо сказала я, – адресованная Леониду Георгиевичу.
– Ты прочла? – прошептала Жанна, поднимая голову.
– Да.
– Можешь пересказать?
Я напряглась.
– Сейчас попробую, постараюсь. Значит, так. Уважаемый Леонид Георгиевич…
Жанна жадно ловила мои слова. Когда я дошла до фразы «положите меня в могилу к брату», хозяйка подскочила.
– НЕТ!!!
– Но именно так было написано в записке: «Положите меня в могилу к брату», – ответила я.
– Этого не может быть. Теперь абсолютно уверена, что письмо писала не Анечка. Она никогда не попросила бы похоронить ее вместе с Владимиром. Никогда!!!
– Почему? – удивилась было я.