Улыбка Афродиты
Шрифт:
Пока она смотрела, автомобиль замедлил ход, а затем остановился. Хассель вышел и спустился к берегу, сел на камень и, глядя на море, закурил сигарету. Был уже полдень, и солнце стояло почти прямо над головой. На прибрежную полоску белой гальки было больно смотреть, ярко блестела вода. Залив был пуст. Единственную лодку вытянули подальше на берег, чтобы ее не утащил прилив, а рядом висела на просушке сеть. Было слишком далеко, чтобы Юлия могла разглядеть выражение лица Хасселя, но ей показалось, что он думает о ней. Он выглядел очень одиноким, и она пожалела его: есть ли у него кто-то, чтобы скрасить его одиночество ночью?
Ей захотелось подойти и заговорить с капитаном, посидеть рядом. Она представила, что почувствует наедине с ним, а затем мысли завертелись вихрем: вот она уже касается рукой его лица, его кожа должна быть не такой грубой, как у ее отца. Он улыбается, и не успела она так подумать, как ей почудилось, что их губы встретились. Покраснев, Юлия вскочила, ужаснувшись своим мыслям, сердце бешено билось в груди. Она поспешила к тропинке на гору. Что сказали бы ее родители, если бы узнали об этих ее неприличных мыслях? Девушка принялась молиться Святой Деве, прося у нее прощения. Поднявшись немного вверх по тропинке, она остановилась и оглянулась. Капитан Хассель уже не сидел – он стоял и смотрел на нее. На считаные мгновения их взгляды встретились, а затем Юлия повернулась и бросилась бежать.
Через несколько недель в их дом пришли незнакомые люди. Юлию и брата отослали спать, но до глубокой ночи было слышно, как пришедшие разговаривают с отцом. Один раз она услышала, как отец что-то громко воскликнул и в его голосе звучали боль и гнев. На следующий вечер, после ужина, когда Юлия помогла матери убрать со стола, отец велел ей сесть рядом с ним и заговорил, не поднимая на нее глаз:
– Завтра, когда немецкий капитан придет сюда, я хочу, чтобы ты пошла прогуляться с ним.
– Прогуляться? – повторила она, не понимая, что он имеет в виду. – Куда?
– Не важно. Покажи ему вид с вершины горы, – ответил отец. Его голос звучал сердито, хотя Юлия не понимала почему. Понятно было только одно: отец хотел, чтобы она осталась наедине с Хасселем, чего она никогда раньше не делала ни с одним мужчиной, кроме отца и священника.
Девушка вопросительно оглянулась на мать, но та старательно занималась хозяйством, упорно избегая взгляда дочери.
Наконец отец взглянул ей прямо в глаза:
– Ты знаешь, мой ангел, что ты ему нравишься? Ты должна немного поощрить его. Пусть думает, что ты разделяешь его чувства. Когда он будет приходить сюда, ходи с ним на прогулки, проводи с ним время. – С почти свирепым выражением лица отец схватил ее за руку. Юлия ничего не понимала. Его глаза гневно блестели, но ей также показалось, что ему больно. – Ты моя дочь, и ты гречанка. Ни за что не позволяй ему прикоснуться к тебе. Не разрешай даже дотрагиваться! Понимаешь?!
– Да-да, конечно, – ответила она, совсем сбитая с толку тем, что отец еще может спрашивать ее об этом. – Но зачем?
– Это важно, мой ангел. Если бы это не было так важно, я никогда не попросил бы тебя об этом. Только помни, что ты – моя дочь, – опять строго добавил он.
Юлия так и не поняла, что он имеет в виду. Конечно, она его дочь. Может ли она забыть об этом?
Капитан не приходил два дня. Девушка работала в саду, когда услышала шум его автомобиля, поднимавшегося в гору. Тут же вышел отец. Он казался взволнованным. За прошедшие два дня он почти не разговаривал с ней, а по вечерам часто уходил из дому и возвращался очень поздно. Иногда Юлия замечала, что ее мать тоже смотрит на нее как-то странно. Она шептала ей ласковые слова и гладила ее волосы, когда Юлия сидела за столом.
Как обычно, отец и капитан сидели в саду под виноградными лозами, и мать Юлии принесла им вина. Хассель, церемонно поклонившись, преподнес ей кусок ветчины, затем сел и предложил отцу Юлии сигарету. Они немного поговорили, но отец, похоже, был не в себе. Докурив сигарету, он встал и, извинившись, сказал капитану, что у него есть срочное дело, о котором он только что вспомнил. Хассель тоже поднялся, но отец настоял, чтобы он посидел еще и допил вино. При этом он взглянул в сторону оливковых деревьев на склоне горы, где пряталась Юлия, и, поняв его намек, она стала спускаться к дому.
Хассель даже не заметил его ухода. Он смотрел на Юлию, как смотрит голодный на пищу, которую ест другой, его глаза горели мукой желания. Под его напряженным взглядом Юлия чувствовала, как пылает ее лицо. Она ощущала каждый свой шаг, живот сводило, сердце билось все сильнее. Когда она подошла ближе, Хассель заметил, что ее отец уже ушел, и встал.
– Kalimera, Kyria Zannas. – Он слегка поклонился.
Юлия усмехнулась его произношению:
– Kalimera, капитан.
Какое-то мгновение он не знал, что сказать.
– Я проезжать, поэтому немного ваша мать принести ветчины, – наконец с сильным акцентом произнес он по-гречески.
– Вы очень щедры. Она будет вам благодарна.
Он не привык быть с ней наедине и теперь лихорадочно искал способ общения.
– Вы сегодня утром работать?
– Да.
– Жарко. – Он посмотрел на небо.
– Мой отец разрешил мне прогуляться с вами, – сказала Юлия.
Он удивленно оглянулся, как будто ожидая увидеть рядом ее отца.
– Ваш отец так сказать?
– Если вы хотите, – Юлия показала на склон горы, – могу показать вам место, откуда виден весь залив.
Он что-то сказал по-немецки, но она не поняла его слов, да это ей было и не нужно. Его улыбка сказала ей все, что она хотела знать.
После этого дня капитан Хассель стал приезжать чаще. Все следовало тем же порядком. Приезжая, он вручал матери Юлии небольшой подарок, затем садился с отцом девушки под виноградными лозами, где они выпивали по стаканчику вина и выкуривали по сигарете. Затем отец под каким-либо предлогом уходил. Потом появлялась Юлия и вела его на прогулку. Иногда они проходили через оливковую рощу к монастырю высоко на вершине горы или шли по тропинке, вившейся между скалами над заливом. Они находили где-нибудь местечко, чтобы посидеть и поговорить. Говорил в основном он, часто сбиваясь на немецкий, и, хотя Юлия мало что понимала, ей нравилось слушать его ласковый голос. Иногда он смотрел на нее таким взглядом, что ее сердце начинало учащенно биться, а дыхание перехватывало так, что она не могла говорить. Порой, когда они шли рядом, его рука задевала ее, и тогда все тело Юлии напрягалось. Только выражение ее лица всегда оставалось бесстрастным. Девушка прятала взгляд, пока дыхание снова не становилось ровным.
Каждый раз после этих прогулок, когда они возвращались, отец и мать, улыбаясь, стояли возле дома. Они махали Хасселю на прощание, но после его отъезда настроение отца резко менялось. Его лицо темнело, и он принимался выспрашивать подробности прогулки. Юлия уверяла его, что молодой офицер никоим образом не дотрагивался до нее. Отец внешне успокаивался, но его глаза все равно страдальчески горели.
Прошло несколько недель. Однажды вечером, когда Юлия уже легла спать, она услышала мужские голоса. Среди них она узнала и голос отца. Они долго разговаривали, а утром отец побеседовал с ней. Вел он себя несколько странно, и снова его глаза лихорадочно блестели. Он сказал, что Хассель придет, как всегда, и она должна, как обычно, пойти с ним на прогулку, только на этот раз обязательно провести его по тропинке над скалами. На обратном пути они должны пройти через оливковую рощу над деревней. Там в одном месте тропинка проходила между двумя скалами, где всегда было темно, даже в полдень.