Улыбка черного кота
Шрифт:
«В семье женщина все время занята не собой, а кем-то другим, постоянно работает на других, подчиняет им свою жизнь. Вынести это можно лишь при наличии большой любви, — цинично и трезво размышляла Светлана. — Или пойти работать и нанять прислугу, чтобы та занималась домом с утра до вечера; денег теперь на это хватит. Но ведь опять же, прислуга станет болтаться под ногами, ее надо терпеть, руководить…» Да, тоже не выход. И не найти, пожалуй, себе хорошей работы. Специальности-то ведь нет. Значит, этот путь закрыт.
«Что же со мной теперь будет? — беспрестанно, нудно, ворочаясь долгими ночами в бессонной полутьме, думала Светка. — Эта приземленная семейная идиллия явно
Одни и те же вопросы бились, пульсировали в ее измученной голове: что я здесь делаю? зачем все это? Кажется, уже ясно: ничего ей этот чертов бизнесмен не скажет, не откроет никаких секретов. Либо он все понял, либо боится сглазить… да не все ли в конце концов равно? Главное, у нее нет больше сил притворяться! Нет! Нет!!!
Она вскочила с жесткой и неудобной постели, пулей влетела на кухню, быстро нервным и торопящимся почерком написала на листке бумаги несколько слов и прикрепила записку к холодильнику магнитом-слоником: «Очень люблю тебя и Костика. И все-таки я должна еще подумать. Поживу пока у мамы, постараюсь решить все так, чтобы нам было лучше. Прошу, не торопи меня. Светлана».
Глава 7
Ничего нового Сергею она сообщить не смогла. Повторяла лишь то, что он и без нее знал, но при этом жаловалась, как ужасно прожила проклятые семейные дни, стонала, что устала, расстроена и нет больше никаких сил… И дипломат разозлился.
— Ну что ты за баба такая, ни на что не способна! — в сердцах воскликнул он, и Светлана залилась слезами. — Неужели у тебя не хватает мозгов и элементарных способностей задурить голову собственному мужу, до сих пор влюбленному в тебя?!
Это было явно несправедливо. Как раз способности дурить мужикам голову у нее были, и Светка прекрасно знала об этом, и Сергей знал. Но вот нужны ли ему самому теперь эти ее способности — тут она перестала быть уверенной. Уж если он злится на нее из-за каких-то дурацких цифр, адресов и фактов?… И, гордо вскинув голову, она мстительно и колко сказала:
— Представь себе, способностей в постели у меня вполне хватает. Твой дружок их высоко оценил. Но я не Мата Хари, а Светлана Журавина и горжусь этим. Правда, пока я Житкевич, но после развода снова возьму свою фамилию и больше никогда менять не буду!
Сергей схватился за голову. Она еще что-то поет о разводе!.. Нет, эта женщина сущая идиотка! Бросить курицу, несущую золотые яйца! Придется сбавить тон, утешить и приласкать ее, а то ведь и в самом деле выкинет очередную глупость.
Сергей даже застонал от злого разочарования, но руки его уже делали свое, знакомое, мужское дело: притягивали женщину, поглаживали мягкий бархат ее мокрых от слез щек, ласкали и нежили. А голос его прозвучал так ласково и пристыженно, что он сам удивился его теплоте:
— Дурында ты, а не Мата Хари, это уж точно. И как ты могла подумать, что я не скучал по тебе, не думал о том, чем вы там занимались, не ревновал?… Думаешь, мне было легко отпускать тебя? Но это ведь все для тебя, девочка, для нас обоих, для нашего будущего, для нашей с тобой семьи…
Голос его
Заставив Светлану позабыть о том, что она искренне считала нанесенной ей тяжкой обидой, Сергей вновь стал искать встречи с другом.
А для Антона наступили тяжелые дни. Умер Иван Петрович Лаптев.
В последнее время старый профессор почти не выходил из дома, перебирал свои бумаги, обдумывал новые идеи и — писал, писал, писал, наслаждаясь вновь обретенным чудом техники, компьютером. Работал от зари до зари, пока не стало резко ухудшаться зрение. Врачи посоветовали не напрягать глаза, объясняя ухудшение его состояния последствиями диабета. Тогда Иван Петрович попросил старшеклассницу-внучку купить диктофон и наговаривал свои статьи на кассеты. Потом Настенька набирала текст, Иван Петрович пересылал работы коллегам в другие страны по электронной почте, и хотя так, конечно, все получалось медленнее, но все-таки жизнь продолжалась, бурлила, не стояла на месте. Может быть, он работал так много, понимая, что дни его сочтены; он торопился доделать все то, что откладывал «на потом» в течение своей суматошной жизни, спешил оставить Антону как можно больше идей, нуждающихся в дальнейшей доводке до ума… Умер он легко — во сне, не дожив нескольких месяцев до семидесятилетия.
Для Антона это было большим несчастьем. Иван Петрович стал для него самым близким человеком и по жизни, и по работе, и его уход он воспринял тяжело, как невосполнимую потерю. Теперь кроме Костика и крепко пьющего отца, у него никого не осталось. Он помнил о завещании профессора Лаптева — не бросать Настеньку, и, давно включив ее в список родных людей, оказался фактически с двумя детьми на руках. Ну, Настенька — еще куда ни шло, десятый класс заканчивала, а Костика он только собирался ближайшей осенью определять в первый класс.
После похорон Лаптева Антон стал работать еще больше; дома он бывал лишь по выходным, и то не всегда. Неудивительно поэтому, что звонки и визиты Сергея не заставали его на месте (телефона лаборатории, чтобы его не беспокоили во время экспериментов, Антон обычно никому не давал).
Между тем молодой дипломат, вдохновленный новым планом действий после не сработавшей первой попытки использовать «разведчицу», настойчиво пытался снова выйти на Антона.
Сергей решил прямо рассказать, что видел интервью друга, читал и слышал о его новых разработках. Он очень рад успехам Антона, гордится ими, готов помочь всем, чем только можно… И вот, кстати, насчет помощи: ведь, кажется, они выходят на китайский рынок? Так он, Сергей, как раз и есть тот консультант, который им нужен! Он прекрасно владеет языком, разбирается в экономике страны, превосходно знаком с этикетом и традициями Китая… Ну кто еще так бескорыстно и качественно наставит молодого ученого на путь истинный, кто, как не лучший друг, сможет оказать ему активную помощь!