Улыбка Кауница
Шрифт:
Нажмешь - придет сестра. Я договорился. Ты, Макарыч, будешь здесьлежать как король. А если что посерьезнее, вот к нему обращайся. Николай хлопнул по плечу одного из санитаров.
– Я его проинструктировал. Так что, давай, лежи спокойно.
Тюрин перевел мученический взгляд на санитара, и тот обещающе улыбнулся, а затем подтвердил:
– Все будет о'кей, батя.
Санитары исчезли так же быстро, как и появились, а Николай, уходя, обернулся в дверях и сказал:
– Да, тебе могут бабки понадобится. Мало ли на что. Всякое бывает. Он достал из карман пачку червонцев, шагнул к Тюрину, а тот из последних сил вдруг как-то по-кошачьи мяукнул и торопливо забормотал:
– Нет-нет-нет, Коля. Не надо! Не надо мне денег. Все есть. Ну зачем мне здесь деньги?
– Да ладно тебе, - сказал Николай.
– Ты, главное, выздоравливай.
– Он сунул пачку Тюрину под подушку, по-приятельски улыбнулся и начал прощаться.
– Пока, Макарыч. Смотри, чтоб все нормально было. Обращайся к этим. За все заплачено.
– Николай кивнул и наконец закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Тюрин вконец расстроился. Он в который раз подумал о побеге, но вспомнил двух могучих санитаров и застонал. Стон получился слишком громким, и Тюрин испугался, что его услышат.
– Пропадите вы все пропадом!
– прошептал он. После этого Тюрин отвернулся к стене, закрыл глаза и от пережитых волнений и усталости быстро уснул.
После посещения Николая и переезда в отдельную палату Тюрин вдруг сделался угрюмым и неразговорчивым. По ночам, во сне к нему попрежнему являлся владелец венского дворца, но теперь он выглядел каким-то бледным и чахлым, словно кажущаяся плотность канцлера целиком и полностью зависела от состояния Тюрина. Кауниц скромно садился на самый краешек кровати, тяжело вздыхал и с таинственным видом, голосом Николая шептал:
– Или он тебя, или ты его. Он - сильный, ты - хитрый. Напоишь его пьяным и на вдохе в рот ему водки. Пьяный не прокашляется.
В очередной раз услышав этот совет, Тюрин не испугался и не возмутился. Он даже пробормотал:
– Посмотрим. Посмотрим, - затем ногой спихнул вельможу с кровати, и тот, бледнея и теряя очертания, неслышно проследовал мимо Тюрина в свой двухмерный, идеально прописанный мир.
На третий день Николай снова навести Тюрина. Он пришел веселый, гладко выбритый, в безукоризненно белом щегольском халате. Халат так ладно сидел на Николае, будто он сшил его на заказ и только сегодня получил: новенький, накрахмаленный, с большими карманами для стетоскопов и прочих гуманных инструментов врачебной практики. Николай вошел, тихонько прикрыл за собой дверь и прямо с порога начал:
– Здорово, Макарыч. Ну ты даешь. Я думал, ты лежишь помираешь, а у тебя рожа, как у мясника. Молодец. Так и надо.
– Николай подошел к кровати, протянул Тюрину руку, а когда тот собрался было пожать её, он разжал пальцы, и с ладони на грудь Тюрину прыгнула какая-то пакость. Сердце у больного как будто споткнулось и заныло, а Николай громко рассмеялся.
– Это тебе, Макарыч, подарок. Чтоб не скучно было лежать. Игрушка что надо. У нас таких не делают.
– Он взял маленькую пластмассовую лягушку и повертел её перед носом у Тюрина, а тот, оправившись от испуга, капризно сказал:
– У меня же сердце, Коля. Что же ты меня так пугаешь?
– Да, тебя испугаешь, - ответил Николай и подмигнул.
– Это ты меня напугал, Макарыч. Это я должен валяться на твоем месте, процедуры принимать, а ты, вон бугай какой, лежишь, как в санатории, и в ус не дуешь. А я - крутись. Ну ничего, - мечтательно проговорил
Николай, - уволишься с работы, поедем с тобой на юг, отдохнем как люди. Море, телки, только успевай карман разевай.
– Николай рассмеялся и с любовью посмотрел на Тюрина.
– Ты как здесь, ничего, небалуешься?
– спросил он.
– Ну ты что, Коля, - морщась от сердечной боли, ответил Тюрин.
– Здесь и поговорить-то не с кем. Лежу тихо, помираю.
– Неожиданно Тюрин вспомнил о репродукции, кивнул на неё и попросил: - Забрал бы ты её. А то этот холст по ночам спать не дает, во сне приходит.
– Нормально, Макарыч, - ответил Николай, - тебе нужна домашняя обстановка. Пусть висит. Да и осталось-то всего один день. Завтра я заберу тебя. Будешь дома целыми днями телевизор смотреть, да в потолок поплевывать. Какие у тебя заботы? Даже завидно. Эх, хорошо, наверное, вот так прожить всю жизнь, как ты...
– Николай посмотрел на Тюрина и вдруг расхохотался.
– Да ведь со скуки можно подохнуть. А? И денег мало платят. Он протянул руку к стене, нажал на кнопку и спросил: - Сколько ты получаешь-то?
– Сто двадцать, - впервые застеснявшись своей зарплаты, проговорил Тюрин.
– Чистыми?
– спросил Николай.
– Нет, чистыми сто два, Коля. Подоходный, бездетность, профсоюз...
– Грязными, значит, - Николай посмотрел на часы, в это время в дверь постучали и в палату вошла строгая дородная сестра. При виде Николая выражение лица у неё изменилось. Она вежливо, с кокетливой улыбкой поздоровалась, а затем спросила:
– Вам что-нибудь надо?
– Кофе, лапуль. Две чашечки кофе, - ответил Николай.
– Ты как, Макарыч?
– У меня же сердце, Коля, - обиделся Тюрин.
– Тогда одну, - сказал Николай медсестре.
– Покрепче и ложечку сахара. а ты, Макарыч, будешь что-нибудь? Что там у вас есть?
– обратился он к медсестре.
– Кефир, - ответила та, но Тюрин быстро проговорил:
– Да не надо мне ничего. Мне лучше что-нибудь от сердца. Разболелось как...
Николай не дал ему договорить.
– Кофе и сердечное, - сказал он.
Едва за сестрой закрылась дверь, Николай открыл тумбочку, по-хозяйски порылся в ней и достал принесенный им же коньяк.
– Так ты его даже не раскупоривал?
– удивился он.
– Ты что, Макарыч, не пьешь совсем?
– Я же болею, Коля, - ответил Тюрин.
– Да я и раньше никогда не увлекался. Не привык. Отец у меня сильно закладывал. Может, поэтому.
– Отец - это хорошо, - рассеянно сказал Николай.
– Значит гены есть.
Что такое гены, знаешь небось?
– Знаю, - ответил Тюрин. Он хотел было объяснить, что гены здесь ни при чем, что не пил он потому, что не было у него такой потребности, но Николай не дал ему договорить. Он наклонился к Тюрину и, серьезно, глядя ему прямо в глаза, тихо спросил: