О грудь моя, лишь тыеще способнастрадания познать сполна —без ропота:гортань и ротдавно уж прахом стали,с землей смешавшись,и не могут большеизлить хоть в стоне муку.То, что было мною,втоптали в грязьдорожную мильоны ног.Навстречу днюрука уж не взметнется —мне нечем удержатьни счастья суету,ни лавры победные…Нет и чела,изборожденногоборьбою с роком.Нет глаз, чтоб видетьмирскую благодатьи ею утешаться.О
грудь моя, лишь тыеще цела — темницадля страждущей души.О как ты схожас гнездом заброшенным:давным-давножизнь — птицей упорхнула…Ты ж помнишь все равнотепло и трепет крыл.И неизбывна мука…
ПРИШЛО ПИСЬМО
Письмо о зреющих хлебах,О гроздьях ягод на кустахПришло. И почерк выдал вдругДрожь материнских рук.А за словами клевер цвел,Светился за рекою дол,И спела рожь из года в год,И благ был небосвод.Там хуторов полдневный сон,Там чистый колокольный звонНесет из тверди голубойПрохладу и покой.Лаванды горький ароматПлывет с лугов в вечерний сад.Там мать в воскресной тишинеПисьмо писала мне.Письмо спешило день и ночьБез отдыха, чтоб мне помочь,Чтоб я за простотою строкУвидеть вечность мог.
Из сборника «У ЛАГЕРНОГО КОСТРА» (1932)
«Никто не зовет…»
Никто не зоветза накрытый стол,и гость не придетв темнеющий дол —во мрак под откос упадает с кручвечерний луч.Лишь путник, лепящийся вдоль скалы,ищущий спуска в распадок мглы,откуда твердь опять восстаетна небосвод,помедлит у лагерного огня,к утесу посох свой прислоня,покуда ему не настанет срокновых дорог.Приди же, брат неведомый мой,вечерний хлеб разделить со мной,пока алеет в тоскливой мглеуголь в золе.Долго ты странствовал — что настиг?Ты — из племени сирых сих,что вслед за надеждой бредут по пустынеиздревле и ныне.Горящим взором — что ищешь ты,познавший меру ее тщетыбольше, чем тот,кто с тоскою ждету своих ворот.Твой путь уходит в пустую синь,твой дух иссякнет среди пустынь,где звезды глядят на обломки костейбылых гостей.Горький отстой пересохших водв бреду втерев в седину бород,они полегли у песчаных грив,жажду избыв.А на просторы пустынных летлился язвящий небесный свет,четко рисуя издалекагребни песка.Что смотришь? Нет, не таков накалвзора, что долго во тьме искали нашел одно — наш извечный путь:человечью суть.Ты одолел просторы мечты,знойной дали и пустоты.— А я — человеческой бездны сын,из сих глубин.А вокруг — обманчивая страна,над нею власть небес не вольна,но жив человек посреди скорбейдо смерти своей.Чадит кострище. Густеет тьма.Отверстым зевом бездна самапоглощает нас.Чего ж еще? Поверить в восход,что этот жар до утра доживет?Брат мой.Братскую руку дай.Я верую в ночь —человеческий край.
«В переулках души…»
В переулках души,где так далеко от фонаря до фонаря,что номера домов неразличимы,я долго искал,но тщетно.Быть может, номер, что я искал, чересчур велик,его тут нет.Быть может.И вот я дошел до конца переулка,глядя сухими глазами во мрак,что больше не страшен.Сзади галдят нашедшие свое —номера, что мы все находим,все громче гвалт в веселых домах,где уды извергают слизь,а дух измеряет бездныпоследниепод грохот горшков и ведери клокот сточной воды по канаве во тьмупереулка души.Но чудесным лоном самой жизнитайным и сокровенным,мне кажется сама эта улочка.Словно возлюбленная, готовая на все,обнаженная, раскинувшаяся на ложедля того, кто ее пожелал.Но с ликом, запрокинутым во мракпод звездыв неизреченной боли и тоске.Мадонна, матерь,царица небесная в звездном терновом венце,с тобой бессонноя останусь в этой ночи.Кто
распял тебя в этом пространствево имя нас всех?Кто набросил завесу тьмы на твое лицо,чтобы нам не было страшно?Матерь скорбящая.Тепло твое лоно,Где почиет наш дух.Тепло, словно летний луг под горячим солнцем,и жадно все мы цепляемся за тебя.Но что твоя нагота,что твое сладострастное тело,твой распахнутый срампротив ужасной наготы твоего лица,таимого тобойот нас!Отдайся мне,тому, кто так тебя жаждал!Подари себя, такая, как есть.Я искал твоей наготы,словно твари пустыни ищут источник влаги.И как в бреду, я вижу ее лицо…Стареющий лик в бороздах и морщинах скорбейи тягот,желания, тоски и муки.И — неподвижный.Но в сиянии безмерной, неизреченной печалиона улыбается мне.Матерь земная.
Из сборника «ГЕНИЙ» (1937)
ГЕНИЙ
Средь сонма серых виденийпросияет порою генийнад стезею нашей.Ему как будто спутали крылья:непомерно тяжки усилья —дорогу торить сквозь тьму…Один средь толпы… и напрасномы ловим взгляд его ясный.Ему наш мир — суета.Опутанный сетью незримой,с мраком бьется неутолимонеукротимый титан.
«В кромешный двор выходит мать…»
В кромешный двор выходит матьпо темноте и стужесо снега ветошь подобрать,что брошена снаружи.Нетруден путь и недалек, —но многие ли смелибезмолвно выйти за порог,чтобы искать в метели, —— в кромешный мир, в глухую ночь,чтоб вынести из стужитот ветух, выброшенный прочь,хотя он дома нужен?
«Источник жизни! Разум мой стремится…»
Источник жизни! Разум мой стремитсятуда, где ключ из темных недр струится,где тьма в осколках звезд отражена,где вод студеных зачерпнув однажды,что ломят зубы, но целят от жажды,познаешь все — прозрачен он до дна.Средь суеты, что в пестрый блеск оделапростую правду нашего удела,взыскую я угрюмой наготы,тех родников, до содроганья ясных, —нам лик свой Жизнь являет без прикрас в них,судьбою оголенные черты.И взор, наскучив мерзостью химернойв краю людской тщеты высокомерной,где человек справляет торжество,развязки ищет с жадною тоскою, —и час пробьет, и сокрушит устоихваленого могущества его.Тогда, нам сердце надорвав, утратыего пробудят. Может быть, тогда-товесны его придет желанный сроки наше древо процветет в надежде —возденет ветви к небу, как и преждеиз раны сердца нашего росток.
ДОРОГА МЫСЛИ
Дорога мысли. Ей бредем от векас времен, когда приютом человекабыла пещера — в прошлом же: нора.Но и доныне не рассеян мрактайн бытия. Мы ж бредим благодатьюнебес… Увы! На нас лежит проклятье:в затылок дышит смрадом древний зверь —и он же пращур — хищный и теперь.Не заросла тропа его лесная,и в памяти урчит он, разгрызаямечты, томленья и восторг святой,напомнив джунглей обиход простой:набей утробу, утоли желанье.Вот подоплека вечной жажды знанья.Влечет все дальше горних высей свет,все ближе рай неведомых планет.Но как бы высоко мы ни парили,вмиг закогтит он, не щадя усилийтерзающей себя души:зверь притаился там — в ее глуши…
Из сборника «ПЕСНЬ И БИТВА» (1940)
СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА
Сегодня их день. Помянем всехраспятых, помянем хоть словом.Хоть ныне помянем всех —чтоб завтра предать их снова…Сквозь столетья приидут вновь —чело в золотом сияньи,из ран все сочится кровь…Обессилевшие от страданья,ради нас решились они:тела их сгубили, но душиот крестных мук исконилишь крепчают — для битв грядущих!
УТЕШЬСЯ, МАТЕРЬ…
Утешься, Матерь. Твой сын распят,но человеческий — воскреснет.Из мук твоих, помноженных стократна наши, Человек воскреснет.Одно лишь видишь: пронзенный боки кровь из раны ужасной.Не плачь, Мария, ты узнаешь в срок:Иисус терпел не напрасно.О Царстве Божьем в предверьи концамолил пред сворой людскою —все зло мирское по воле Отцаискупил кончиной благою.