Улыбка зверя
Шрифт:
— Ты это серьезно? — не поверил Иван Васильевич.
— Разве похоже, что я шучу? Да ты не опасайся, это не заразно… Но постарайся не очень ко мне привыкать. Хотя, честно говоря, мне было бы приятно знать, что кто-то по-настоящему переживает и убивается по данному поводу.
Прозоров не находил никаких слов, тупо оглядывая проплывающие мимо окрестности. Мелькнула неподалеку семиэтажная гостиница “Парадиз”, вызвав какие-то путанные ассоциации; Иван Васильевич рассеянно взглянул на нее и тотчас отвернулся. Признания Ады оглушили его, сбили с толку и никак не хотели укладываться в растревоженном, сознании.
— Странно, —
— Ты так обо всем этом говоришь…
— Как? Спокойно? Первое время, Прозоров, мне хотелось на стену лезть. Как же это так? Почему я? Разве я всех виновней? А потом узнала, что со всеми, кого это коснется, происходит практически одинаково: сперва истерика, отчаяние до судорог, злоба на весь мир, а потом — какая-то успокоенность и отрешенность. И только чувствуешь еепритяжение, от которого нельзя отгородиться ни на минуту. Оно сквозь любые стены проходит, притяжение это… И ты все дальше и дальше от мира…
Теплоход пришвартовался к причалу. Десятка два новых пассажиров с гоготом поднялись на верхнюю палубу.
Прозоров, чувствуя, как внезапно пересохло у него в горле, налил себе полный стакан вина и залпом его выпил.
— Ерунда, — сказал он неуверенным голосом. — Не может такого быть, чтобы никакой надежды…
За соседним столиком новоприбывшие раскладывали закуски, доставали пластмассовые стаканчики, раскупоривали водку, галдели, смеялись…
— Как хорошо, — сказала Ада, тонкими руками откинув назад волосы. — Жалко, что прогулка всего на полтора часа. А так бы плыть и плыть…
— Можем от Киевского двинуться обратно, — предложил Прозоров. — Но все-таки послушай меня…
— Оставь, — махнула она рукой. — А обратно плыть не следует. Лучше уже не будет. Хорошего всегда должно не хватать. Нужно уметь вовремя остановиться…
Компания за соседним столиком дружно выпила водочки, крепко крякнула и остервенело навалилась на походную закуску. Внезапно один из пирующих, мужичонка в сбитой на затылок шляпе, перестал жевать, выкрикнул, указывая рукой на близкий берег:
— Гляди, гляди, Мишка! Топляков тянут! Гляди!.. Двух сразу…
Все, находившиеся на верхней палубе, подались к борту. Ада привстала, Прозоров покосился в сторону гранитного парапета.
Длинный утопленник, одетый в кожаную черную куртку, лежал на краю пристани, второго укладывали рядышком с ним. Небольшая толпа сгрудилась на набережной, люди перегибались через чугунные решетки, наблюдая за действиями водолазов.
Прозорову показалось, что в толпе этой мелькнуло пару раз бледное лицо Ферапонта. Вместе с тем он заметил арматурные прутья, выглядывавшие из воды — вероятно, в этом месте шел ремонт набережной и тела убитых бандитов лишь притопились, зацепившись одеждой за возводимый под водой каркас.
Теплоход все дальше и дальше уплывал от страшного места. За соседним столиком жизнерадостно помянули “топляков”.
— Ты, знаешь, — вымолвил наконец Прозоров, — мне показалось, что там,
— Да, — перебила Ада. — Ты не ошибся. Это был он…
— И мы по-прежнему пребываем в закономерности случайностей, — отрешенно произнес Прозоров.
— Нет, мы попросту пребываем там, где пребывать должно, — откликнулась Ада. — И лично меня это здорово обнадеживает…
— То есть?..
— Обнадеживает в принципе… Остальное додумай сам.
УРВАЧЕВ
После короткого разговора с неведомым человеком, в руках которого оказался мобильный телефон Мослака, Сергей Урвачев почти не сомневался в том, что он потерял двух своих лучших бойцов. А когда он поднял на ноги свою московскую службу информации и та, перезвонив ему на рассвете, сообщила, что ни Мослак, ни Длинный в номере своем не появлялись, и что в последний раз их видели в казино за несколько минут до беседы Урвачева с незнакомцем, последние надежды и сомнения отпали, — бойцов кончили!
Урвачев почти не спал в ту ночь, занимаясь кропотливым анализом и сопоставлением событий, произошедших за последнее время. То, что его людей могли как-нибудь вычислить и убрать люди Ферапонта, было маловероятно, к тому же Ферапонт о его вероломных замыслах категорически не догадывался, что подтверждалось многочисленными косвенными признаками. Вероятнее всего, в дело вмешался неожиданный фактор, который Урвачев определил для себя как некую “третью силу”. И кое-какие соображения по поводу этой “третьей силы” у него к утру уже имелись. Причем в данных соображениях присутствовал и парадоксально-позитивный оттенок. Во всяком случае, можно было попробовать использовать эту неведомую и, судя по результатам, весьма квалифицированную силу в собственных видах и интересах. Только для начала нужно было ее выявить и уяснить руководящие ей мотивы. С данной задачей Урвачев мог справиться самостоятельно, однако, как решил он, это заняло бы слишком много времени, а потому, отправляясь с визитом к мэру, он, кроме обсуждения сложившейся обстановки, рассчитывал заручиться оперативной помощью непосредственно от властных структур…
Первым пунктом в разговоре с Колдуновым естественным образом фигурировал недавний инцидент, случившийся в ресторане “У Юры”.
Вениамин Аркадьевич самым задушевным тоном справился о состоянии здоровья собеседника, а далее сообщил, что располагает кое-какими сведениями, относительно выстрела, доставленными ему начальником милиции Рыбаковым. Оказывается, неудачливый стрелок был задержан буквально через несколько часов после покушения, но поскольку находился в невменяемом состоянии и связных показаний дать не мог, то поначалу выдерживался в одиночной камере и на допросы не вызывался. Однако вчерашним вечером следователь прояснил кое-какие любопытные детали…
— Да знаю, знаю, — равнодушно отмахнулся от выдерживающего многозначительную паузу мэра Урвачев. — Какой-то придурок из “шанхайских”… Вот, чмо! Я его вытолкал в шею из ресторана накануне нашей встречи. Но не учел человеческого фактора. Все это, оказывается, происходило на глазах у его девчонки. Псих обиделся насмерть и пальнул сдуру… Видите, насколько наша жизнь полна всяких непредвиденных случайностей…
— А вы, насколько я могу судить, подозревали Егора Тимофеевича Ферапонтова? — Колдунов с проницательным прищуром поглядел в глаза Урвачева.