Шрифт:
По узкой, мощённой диабазом улочке Васильевского острова под названием Репино в старом пальто чёрного цвета, с наброшенным на плечи для тепла, поблёкшим от многих стирок палантине шла средних лет ничем не примечательная женщина Мария Ивановна Околодкина. Жизнь Марии Ивановны была однообразная, унылая, время от времени встряхиваемая ссорами с соседями по коммунальной квартире. На усталом женском лице читалась печаль, сегодня как-то вдруг вспомнилось ей её беззаботное детство, полная радужных надежд мечтаний и завышенных романтических ожиданий юность, после поиск единственной и неповторимой любви, которой она так и не нашла ни в одном из романов, случавшихся с нею. Воспоминания, как страницы книги, перелистывались в хронологической последовательности одно за другим, всплывали перед глазами в виде живых картинок. И вот воспоминания перешли в безрадостное настоящее, в котором жестокое отражение реальности явило ей то, к чему она пришла, – она увидела себя сегодняшнюю, одинокую, как ей казалось, бесталанную, с невыразительной внешностью неудачницу, живущую в маленькой комнате коммунальной квартиры, как крыса в клетке. Околодкиной хотелось кричать, а скорее не кричать, а выть, выть, как воют раненные звери. Душа плакала.
Женщина остановилась и посмотрела по сторонам. Нет, никому ровным счётом не было до неё никакого дела, все шли по своим надобностям: женщины, мужчины, дети, шумная компания весёлых студентов. И только бесцеремонный ветер, намереваясь растрепать волосы Марии Ивановны, с силой ворвался в щели начесанных и основательно залитых лаком волос, попытался развернуться, по-хулигански разгуляться в ажурной конструкции сооружения, разбить её на отдельные пряди, разметать в разные стороны. Но, не добившись желаемого результата, обессиленный, потерпевший поражение, он выбрался наружу и оставил женщину в покое.
Причёска Околодкиной отражала её характер: покачиваясь то вправо, то влево, то назад, то вперёд под натиском непогоды, она снова возвращалась в исходное положение, венчая голову некоронованной хозяйки. Околодкина начисто была лишена бунтарской жилки, она была натурой гибкой, приспосабливающейся к обстоятельствам неласковой действительности и в плане питерского климата, и окружающей среды сложных человеческих отношений. Мыла и укладывала волосы Мария Ивановна один раз в неделю, по воскресеньям. Для того чтобы сохранить причёску – дело рук своих целую неделю, она сшила для сна специальный валик под шею, во сне старалась не ворочаться, а примятые бока причёски по утрам осторожно поправляла руками, формируя шар, покрывала его дополнительно слоем лака для крепости. С каждым днём лаковый слой утолщался и уже к концу недели на ощупь напоминал невидимую твёрдую корку, которую расчесать не представлялось возможным. Зато её можно было размочить, что и делала Мария, сдобрив под душем волосы большим количеством шампуня и бальзама.
Сегодня понедельник. Поглядывая на небо, Околодкина в споре могла бы поставить девяносто девять против ста, что пойдёт дождь. И что начнётся он именно сейчас, не через десять минут, за которые она успеет добежать до парадной своего дома, а именно сейчас, сию же минуту, безотлагательно, чтобы превратить Околодкину из жалкой курицы в мокрую. Доверившись прогнозу погоды, который утром клятвенно заверял её по радио, что днём и вечером осадков не предвидится, Мария, собираясь на работу, выложила из сумочки зонт и теперь, возвращаясь вечером домой, сожалела об этом. Она огляделась по сторонам и, чтобы переждать непогоду, зашла в магазин старой книги.
В магазине царил полумрак. Наверное, хозяин магазина считал, что в помещении с вывеской «Старая книга», не должно быть яркого освещения, это будет диссонировать с понятием «старина, старьё». Полумрак призван был создать особую атмосферу покоя, а плохая вентиляция не позволяла специфическому запаху старой бумаги улетучиваться и наполнить зал свежим воздухом, поэтому у людей, склонных к аллергии, нередко в подобных магазинах начинали чесаться и слезиться глаза, непрерывное чихание гнало их к выходу.
– У вас есть Пушкин? – спросил старичок бодрым голосом у продавца, которая, сидя за прилавком, вязала шарф.
– Вы не там ищите. Пушкин,– не двигаясь с места, скоординировала поиски покупателя продавец, – на второй полке за вашей спиной.
– А здесь что? – продолжая копаться, где копался, поинтересовался старик.
– Садоводство.
– Интересно-интересно… – зашуршал покупатель страницами книги «Сад-огород». – Пожалуй, я возьму эту книгу и Пушкина тоже.
– Хорошо, – согласилась с его выбором женщина, вязавшая шарф. – Берите книги, идите ко мне, я вам чек пробью.
Старичок, шаркая ногами, направился к кассе.
– У нас есть хорошо сохранившееся «Домоводство» и томик Тютчева. Не хотите? – обратилась продавец к старичку. – Я так понимаю, у вас есть дача, – она постучала пальцем по изданию 1975 года «Сад-огород». «Домоводство» – очень полезная книга. Здесь буквально обо всём написано, и как что отремонтировать, и как вырастить урожай, и как его сохранить. Масса рецептов по консервации, советы по здоровью. Это не книга, а полная энциклопедия по ведению хозяйства! У меня нет дачи, но эту книгу прочла с удовольствием, на одном дыхании, особенно раздел «Уход за домашним скотом». Мало того, здесь даже вопросы пчеловодства затронуты! – продолжала восторгаться книгой женщина.
– Беру.
– А Тютчева?– спросила продавец. – Посмотрите, – она положила перед старичком книгу малахитового цвета с золотой надписью «Фёдор Тютчев. “Стихотворения”».
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!..
Она прочла пару строк из стихотворения Тютчева «Осенний вечер» и, выжидая, посмотрела на покупателя.
Две пары очков, поблёскивая стёклами, в молчании уставились друг на друга.
– Давайте, – наконец-то отозвался на предложение продавца мужчина.
Ловкие натренированные пальчики женщины пробежали по кнопкам кассы, извлекли из неё чек и протянули его покупателю в обмен на деньги. Мужчина уложил всё приобретённое в сумку, попрощался и вышел. В магазине стало тихо и как-то особенно уютно, то ли от того, что снаружи стеной лил дождь, а здесь было сухо, то ли ещё от чего-то. Мария Ивановна разбираться не стала, она молча стояла и смотрела в витринное окно.
– Прячетесь от дождя? – спросила продавец у Околодкиной, разложила на прилавке недовязанный шарф, измерила его длину сантиметровой лентой, тихо заметила: – Коротковат, надо ещё довязать сантиметров десять.
– Я зонт дома оставила… боюсь причёску испортить, – объяснила своё присутствие в магазине Мария Ивановна. – Интересно, он долго будет лить, как вы думаете?
– Не знаю. Вы торопитесь?
– Нет, но хотелось бы домой.
– Присядьте, возьмите что-нибудь почитать, – как гостеприимная хозяйка предложила продавец. – Время быстрее пройдёт.
– Что взять?
– Что-нибудь лёгкое, позитивное. Осень, по-моему, всегда навевает лёгкую грусть. Серьёзная литература в это время года грусть из лёгкой может превратить в тяжёлую.