Улыбнись мне, Артур Эдинброг
Шрифт:
— Оу? — Я поразилась детальности его прогнозов. — Бор, ты что, прорицание тут освоил? Или у тебя матчество — «Вангович»?
— Да нет, — отмахнулся Борис. — Ректор просто предсказуемый, шо пипец. А на собрания всегда приходят без оружия, в том числе без фамильяров, и учёные торчат на них бесконечно, потому что скорость принятия решений не входит в число их сильных сторон. К чему я веду: зачем тебе в пятничный вечер скучать одной? Приходи ко мне, я закатываю небольшую вечеринку. Развеешься, и я как раз нормально расскажу тебе про Гало! И Мэгги там
Я пообещала подумать.
Борис щёлкнул пальцами, взяв меня на мушку, всучил секретарше финансовые отчёты, с которыми и пришел, и, подмигнув — «увидимся!» — отчалил в неизвестном направлении. Шлейф тяжёлого мужского парфюма, колоссальной самоуверенности и табака тянулся за ним, как подол мантии.
У секретарши аж ноздри затрепетали. У меня тоже, но без восторга.
Это дело гормональное…
Вскоре после этого Артур вышел от ректора.
— Ты умеешь плавать? — спросил меня Эдин-брог без предисловий. И, дождавшись моего кивка, заявил: — Отлично. Нам с тобой нужно будет украсть зачарованные жемчуга у русалок.
И тут же направился к выходу из приёмной.
Вытаращив глаза, я рванула за ним:
— Прости, что ты сказал?
— Ректор Бавтелик предпочитает выдавать наказания, которые приносят практическую пользу университету. У нас неподалёку есть озеро. В нём — русалки. У русалок — заколдованные жемчуга. Ректор считает, что будет здорово преподнести их в подарок нашей королеве. Которая, как и многие другие государственные лица, прибудет в университет к концу экзаменов, дабы лично узреть выпускников — будущую гордость страны. Волшебные жемчужины её наверняка обрадуют, — хмуро объяснил Эдинброг, гулко и быстро шагая по старинным коридорам Форвана. — Времени нам дали до четверга.
— А с каких пор подарки крадут, а не покупают или делают своими руками? Русалки вообще не обидятся, нет? — возмутилась я.
Артур резко остановился. Быстро покрутил головой, убедившись, что мы в коридоре одни, взял меня за плечи и наклонился ко мне близко-близко, серьёзно заглянув в глаза.
— А разве ты ещё не поняла, что в магическом обществе не принято думать о чувствах других?
И такая внезапная горечь прозвучала в его словах, что у меня сжалось сердце.
Я нахмурилась:
— Артур, почему этот нимфин назвал тебя мессией?
Эдинброг дёрнулся, как от пощечины.
— Потому что он клинический идиот. Не обращай внимания на подобные глупости, — после паузы вдруг кривовато улыбнулся он.
— Но я хочу знать.
— Да не о чем тут знать. Пойдём.
Глаза у Артура были чертовски печальные. Как последние всполохи осени, уходящей во тьму.
— Спасибо, что защитил меня от пумы, — только и сказала я.
Он неловко кивнул.
Какое-то время мы шли молча.
Я неожиданно почувствовала, как мои плечи, прежде постоянно поднятые, будто ворота при осаде замка, опустились, а челюсть разжалась. Впервые за всё моё время в Форване я ощущала не то чтобы спокойствие, но то, что рядом со мной идёт человек, с которым мы находимся в одинаково паршивой ситуации. С которым мы заодно.
Это было невероятно утешающее чувство, и когда я вновь покосилась на Артура, мне показалось, что с ним произошла такая же метаморфоза.
Ощутив мой взгляд, он приосанился и поправил пиджак, на лацкане которого вновь блеснул значок с гербом университета.
— Нет, ты серьёзно?! — наконец не выдержала я. — Мы будем красть жемчужины у русалок?!
— Да.
— Хорошо хоть не икру…
ПОСЛЕДНИЙ ПРИКАЗ
13
К вечеру того дня я почувствовала странную слабость, что было неожиданно и пугающе, но Артур заверил меня, что это совершенно нормально — «отходняк» от колдовства первой ночи. Поэтому я просто валялась на койке в своём вольере, драматично и чуть ли не в стихах кляня свою непростую судьбу, а Эдинброг, подавляя смешки, в паузах между моими монологами пытался рассказывать мне теорию взаимодействия магов и фамильяров.
Увы, я могла лишь красочно жаловаться на жизнь, но никак не впитывать новую информацию. Осознав, что я пропускаю мимо ушей практически всё, им сказанное, Артур отпустил какой-то ядовитый комментарий на этот счёт (его я тоже пропустила мимо ушей) и в итоге, поколебавшись, махнул на меня рукой.
— Какое мороженое ты любишь? — вдруг спросил он.
— Внезапный вопрос. Малиновое.
— Не подойдёт, — качнул головой студент.
— В смысле?!
— Назови что-то из сливочных сортов, а не шербет. Это поможет тебе с восстановлением сил.
— Малиновое бывает и сливочным.
— Всё равно нет: в Сироппинге такое не продаётся.
— Черничное.
— Тоже нет.
— Да Йохан Штраус, Артур! Зачем тогда спрашивать?! — Я даже на локте привстала от возмущения.
Эдинброг неожиданно насмешливо прищурился.
— Ну а вдруг ты была бы хорошей девочкой и сказала: «С орехом пекан»?
И он вышел из комнаты.
— Эй! Я ненавижу пекан! Никаких орехов, Эдинброг!..
Он не вернулся. Вместо него мороженое (клубничное) принесла какая-то незнакомая мне медсестра из лазарета. И она же объявила, что посидит со мной сегодня, поскольку у Артура запланировано много дел на вечер.
Меня это задело. Раз он мой «хозяин», ему со мной и сидеть, разве нет?
Я поделилась этой мыслью с медсестрой. Добрая девушка расхохоталась.
— Господин Ван Хофф Эдинброг очень красивый молодой человек, не так ли? — как мне показалось, невпопад ответила она.
К следующему полудню я была в полном порядке.
Мы отправились на поздний завтрак в Сироп-пинг. Как оказалось, Эдинброг, проснувшийся ещё в семь утра, забыл поесть (для него это, как выяснилось, вообще было нормой; пища интеллектуальная прельщала его куда больше, чем еда. Бедняга, не понимает истинных наслаждений!) и поэтому составил мне компанию, когда я, едва пробудившись, возжаждала кофе и всяческих гастрономических радостей.