Умер дважды. Рассказы из жизни и о жизни
Шрифт:
Для Густава диагноз врачей казался тяжёлым приговором. До этого происшествия с потерей сознания он частенько заходил с приятелями после работы в пивную. Его постоянно мучила жажда, он представить не мог, как можно ничего не пить, кроме воды и жидкого несладкого кофе. Пиво для него всегда было слаще любого напитка – его он мог пить даже в обед.
На Ингрид болезнь мужа подействовала двояко – расстроила и приободрила одновременно. Её серьёзно взволновал сам факт заболевания. Сахарный диабет – болезнь хоть не смертельная, но достаточно опасная и связана со строгой дисциплиной. Необходимость в дисциплине, как надеялась Ингрид, образумит мужа, и он перестанет часто выпивать. В последнее
– Густав, когда кончатся твои вечные пьянки? – пыталась она его урезонить. – Неужели ты не понимаешь, что наносишь вред самому себе и семье?
– Ингрид, что ты такое говоришь? – отвечал он ей с улыбкой. – В чём вред семье? Я работаю, мы выплачиваем кредит за дом, через пятнадцать лет он будет наш – что тебе ещё от меня надо?
– Если бы ты не пил столько, мы выплатили бы кредит за дом на много лет раньше.
– Не ругайся, дорогая, смотри на вещи проще. Я делаю то, что мне нравится. Семье это не вредит, да и пиво – не такой крепкий напиток.
Так или примерно так заканчивались их разговоры. Увещевания жены не образумили Густава. Даже обнаружившийся сахарный диабет не помешал ему дальше наслаждаться жизнью в той мере, в какой он сам понимал.
Ингрид тяжело вздохнула, убрала упавшую на глаза прядь волос, словно хотела одним жестом руки смахнуть нахлынувшие воспоминания…
Через два года после очередного врачебного обследования Густава перевели на инвалидность. Новый статус пришел нежиданно и кардинально поменял ежедневный ритм. Густаву пришлось уволиться с работы и полностью перейти на непривычный образ жизни. Врачи настаивали на прежних рекомендациях, выписывали новые медикаменты, предлагали оздоровительные диеты. Левацки слушал их вполуха и через пять минут забывал обо всем – изменить старые привычки он был не готов. Чтобы как-то продержаться на плаву и дополнительно иметь деньги к небольшому доходу, свежеиспеченный пенсионер брался за приработок. Ингрид тоже не сидела без дела, и продолжала работать в богатых домах то кухаркой, то прислугой.
Как только Густав стал принимать лекарства, жажда не одолевала его, но желание выпить никуда не делось. Сильный на первый взгляд мужчина не смог побороть многолетнюю привычку – так же, как не сумел примириться с новым статусом хронического больного. Пить он продолжал теперь втайне от жены, и с пива перешёл на более крепкие напитки. Ему казалось, что он тем самым не сдаётся болезни, остановившей коварный выбор именно на нём.
Организм у больного сахарным диабетом не железный, а обыкновенный человеческий, поэтому отреагировал на такое нахальство по отношению к себе должным образом: кровь стала постепенно загустевать и плохо поступать в конечности. Обмен веществ в организме немолодого мужчины замедлился, лекарства помогали всё хуже. Из-за небрежного отношения к здоровью ухудшилось самочувствие. Однажды утром Густав проснулся от неприятного чувства в ступне. Он сел на кровати, свесил ноги и посмотрел вниз. Увиденное привело его в шок: большой палец на правой ноге выделялся явно нездоровым, почти черным цветом. Густав потянулся за сброшенными у кровати носками и быстро натянул на ноги. С глаз долой, из сердца вон, бормотал он, надеясь на какое-то чудо.
Чуда не произошло. Боль в ноге становилась день ото дня сильней. Больному пришлось опять обратиться к врачам. После обследования они однозначно постановили: палец удалять и немедленно. Поворчав для приличия и глубоко запрятав охватившую его панику, Густав согласился на операцию. Страх
После быстро и удачно проведённой операции больному пенсионеру пришлось заказывать и носить специальный ботинок для ноги с четырьмя пальцами. В нем он быстро научился ходить, слегка прихрамывая. Душевное равновесие, пошатнувшееся перед операцией, восстановилось. Боль исчезла, жизнь опять заиграла разноцветными красками.
«Печально, – Ингрид свернула с федеральной трассы на дорогу к посёлку, – но даже потеря пальца и предупреждение врачей строго соблюдать предписанные рекомендации не отрезвили мужа. Тогда был ещё шанс спасти жизнь и избежать страшного поворота судьбы…»
С выпивкой Густав расставаться не собирался, по-прежнему считая алкоголь одним из удовольствий жизни, который не может причинить серьёзного вреда ни здоровью, ни отношениям в семье. Результат неумной философии не замедлил сказаться на его здоровье и организм забастовал уже всерьёз: через год Густаву отняли ногу до колена. Из прихрамывающего мужчины он превратился в настоящего инвалида и без костылей ходить теперь не мог.
Шестидесятипятилетние Густава семья решила отметить в тесном домашнем кругу. Приглашенными оказались только сыновья с жёнами и внуками. Ингрид приготовила закуски с салатами и зажарила огромную индейку, с трудом поместившуюся в духовке. На отдельном столике в зале стояли, дожидаясь своего часа, два красивых торта, испечённых накануне. Все уселись за стол, мужчины начали разливать напитки. Первый тост провозгласили за здоровье именинника, гости поднесли бокалы к губам. Первым сморщился старший сын Герд.
– Мам, ты что, для отца этот напиток приготовила? – сказал он, кисло улыбаясь. – Так я – не отец, мне пить можно.
– И мне тоже, – поддержал его Франк, ставя на стол пустую рюмку – вместо водки во рту он почувствовал вкус воды.
Ингрид растерянно пожала плечами – сама она пила минеральную воду:
– Что случилось, дети?
– В бутылке оказался не коньяк, а чай, – сказал старший сын.
– И не водка, а вода из крана, – подхватил младший.
– И у нас не ликёр, а фруктовый чай, – прикусив губу, добавила одна из снох. Она уже догадалась, что произошло с алкогольными напитками.
Все, не сговариваясь, посмотрели на Густава. Он сидел, отвернув от них голову, и глядел в окно. Его вид не выражал ни смущения, ни раскаяния. Родные постарались превратить неловкое недоразумение, возникшее за столом, в шутку. Франк, живущий с семьей на первом этаже общего с родителями дома, быстро сбегал вниз и принёс спиртное из запасов.
Ингрид притормозила и расстегнула ворот куртки. Ей вдруг стало жарко, словно она вернулась в тот вечер, когда никто из детей не посетовал отцу на то, что тот один опустошил все бутылки, а чтобы не заметила жена, налил туда подходящий по цвету чай и воду. C её лица до конца застолья не сходила краска стыда за неприглядный поступок мужа…
После второй операции Густав стал всё чаще пропадать из дома, отговариваясь тем, что ходит гулять. Где он пропадал, жена не знала, да и знать не хотела – каждый раз по возвращению она чувствовала исходящий от мужа мерзкий запах алкоголя. Ингрид устала от пьяных выходок и капризов больного человека, замкнулась в себе, ни с кем не делилась болью.
Вскоре врачи назначили следующую операцию. После неё отрезать Густаву было уже нечего – чернота поднялась выше колена. В этот раз предстояло отнять ногу до бедренной кости.