Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Смирнов Леонид Эллиевич

– Могу тебя успокоить, – без прежней насмешки заговорил он. – Убить меня ты не сумеешь, и я тебя – тоже. Только если воссоединимся – тогда разом, в един миг… Будет большой ба-бах-х!!! И эта гора взлетит на высоту в десять верст. Энергию воссоединения двух половинок одного целого трудно представить. Над Южной Сибирью поднимется огромное бурое облако – и рассеется лишь через несколько недель.

– Я слушаю, – снова сказал я, не найдя других слов.

– Мировой Мицелий устал. Он истощил почву, и ему все труднее получать питательные вещества, собирать те кирпичики, из которых строится тело любого

не-животного и не-растения, – проникновенно заговорил Роги. – Гильдия тоже выдохлась, в ваших рядах полно брешей. Еще немного – и Гильдия прекратит свое существование. Мы предлагаем вам перемирие. Надо обоюдно поутихнуть. На время. Для начала – на год. Вы защищаете лишь крупные города, оставляя нам глубинку, перестаете делать вылазки за кордон. А мы в свою очередь прекращаем натравливать на вас мирян и уменьшим число рождений впятеро.

Я был ошеломлен. Равновесие… Вот уж чего не ожидал! Равновесие, о котором ничего не знали и никогда не думали рядовые и-чу. Равновесие как главная опора Мироздания – звучит убедительно.

Когда Роги Нивширп умолк, я стал яростно тереть подбородок, пытаясь собраться с мыслями.

– Что ты на это скажешь? – выждав минуту, поторопил меня он.

– Я не уполномочен принимать такого рода решения, – пробормотал я, ощутив, как на лбу выступает испарина.

– Не прибедняйся! – раздраженно воскликнул Роги. – Ты – лицо Гильдии. Душа Гильдии. Совесть Гильдии. Говоря с тобой, мы говорим со всеми сибирскими и-чу. Ты сумеешь донести наши слова до Круга Воевод, и он прислушается к тебе. Послушается тебя…

– Поразительная наивность! – со злостью воскликнул я. – Не знаю, чье я там лицо, но Игорь Пришвин – один из полутора сотен Воевод уездных ратей. Винтик…

– Ты забрался в земные недра, чтобы препираться со мной? Мы были о тебе лучшего мнения.

– Кто это «мы»?!

– У нас нет названия, понятного людям. Можешь называть нас Мировым Мицелием. Мы пронизываем верхние слои почвы на всей земной суше. Толщина плодоносного слоя – несколько саженей. Все так называемые чудовища нарождаются в нем. Они могут принимать любую форму, жить самостоятельно сколь угодно долго, порой даже дают потомство, но суть у них одна: это плодовые тела, носители спор,

– Так вы – грибы?

– Чепуха! – Роги Нивширпа раздосадовала моя непонятливость. – Я пытаюсь доходчиво объяснить, а ты…

– Он вытягивает из тебя сведения, – внезапно раздался чужой голос – глубокий, рокочущий. – Он тебя переиграл.

– Пусть узнает часть правды, – с обидой произнес Роги. – Может быть, тогда он нам поверит. Хуже не будет. Великие Логики о многом догадываются – ну и что это изменило?

– Кое-что, – ответил голос. – Они отстранились, вышли из игры, перестали влиять на стратегию Гильдии, и равновесие было нарушено. Это худший вариант.

– Ни за что не поверю, что главное для вас – равновесие. – Я всунулся в их разговор. Если вели его вслух, значит, он предназначался и для меня. – Докажите.

– Доказали одному такому, а он расстроился и сгоряча выпустил себе кишки, – усмехнулся Роги Нивширп. – Звали его Тояма Насадзаки.

Тояма Насадзаки… Знаменитый и-чу, живший в Империи Восходящего Солнца. Он дошел пешком до самого сердца пустыни Такла-Макан и исчез там без следа. Многие предполагали, что Тояма геройски погиб в схватке с песчаным драконом. Еще одной легендой меньше.

– Ты слишком зашорен, чтоб быть послом, – с сожалением произнес Нивширп. – Очень жаль…

Его невидимый собрат молчал – наверное, плюнул и убрался восвояси. Или рассосался – обратно в Мировой Мицелий. Интересно, кто это был? И как общаются между собой разные ипостаси этого самого Мицелия?

И вдруг я понял: пока Рога жив, он нас отсюда не выпустит. Я ощутил тихий ужас – тот самый, от которого сила покидает члены и хочется лечь на пол, закрыв голову руками.

А потом я почувствовал, что больше не владею своим телом. Кто-то за меня двигает руками-ногами. Этот неведомый кукловод заставил Игоря Пришвина шагнуть вперед, к «барельефу». В тот же миг Роги снова заговорил. Он пытался остановить меня, говоря намного быстрее, чем может произносить слова любой из смертных.

– Неужели тебе не жалко своих самых любимых?! Они беспомощны! Они доверились тебе! А ты решил их убить!

Я молчал. Если заговорю – не сдюжу, отступлю. А отступать мне было никак нельзя. Внезапно я ощутил: никто меня ни к чему не принуждает, никуда силком не ведет. Я по собственной воле с превеликой радостью прикончу гадину – пусть даже погибну сам. К тому же в глубине души я был уверен: рожденный быть повешенным – не утонет. Мой срок еще не наступил, а значит, Настин и Анькин – тоже.

– Стой! Пока не поздно! Они умрут на твоих глазах! В страшных муках! Ты локти будешь куса…

Я коснулся Нивширпа лбом. Ослепительная вспышка, взрыв, чернота небытия. Все кончилось. Мы умерли…

Я очнулся и понял: ничего этого не случилось – только почудилось на миг. Вражьи угрозы – брехня. Я начал давить на «барельеф». Он был удивительно мягким; он поддался давлению и стал вжиматься внутрь стены. Я не удержал равновесия и провалился следом за ним.

Я попал в каверну – ни тебе пузырящейся черной массы, ни переплетения нитей грибницы, ничего. Роги Нивширп в считанные секунды растворился в воздухе или всосался в стену. И тут обман…

Тот мир, который я привык лицезреть, ощущать вокруг себя с самого детства, все чаще оказывается не более чем видимостью. И наши поступки оказываются не тем, чем представлялись доселе.

Я выбрался из каверны назад, в тоннель. В кромешной тьме, прижавшись к стене, Настя стояла ни жива ни мертва. Анька чуть слышно попискивала у нее на руках. Я попробовал зажечь висящую у меня на шее горняцкую лампу, и, слава Логосу, она загорелась.

– Все в порядке, – сказал я нарочито спокойным голосом. – Осталось сделать одно дело, и пойдем назад. Это недолго.

Настя закивала головой. В свете лампы я увидел блеск у нее под глазами и на щеках. Старшая моя девочка беззвучно истекала слезами.

– Все будет хорошо. Потерпи.

Нужно было делать дело. И очень быстро. Я зажег семь свечей, расставил их по кругу и стал раскладывать на неровном полу атрибуты. Я собирался свершить логическую процедуру под названием «закрытие могилы». В головное заклятие я намеревался заложить отсрочку исполнения, запустив что-то вроде бомбы с часовым механизмом. Если мы не успеем выбраться из этих катакомб, нас погребет в земной толще вместе с обитающей здесь нечистью.