Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
Шрифт:
На последних саженях показавшегося столь долгим пути меня посетила безумная мысль: на самом деле никакой «Белой воли» нет и в помине, все это провокация, нас подставили, столкнули лбами и теперь, потирая руки, наблюдают за начавшейся бойней. Но думать об этом было некогда, да и что толку…
Я благополучно добрался до парадной лестницы, превращенной в хорошо укрепленную позицию с пулеметными гнездами по бокам. Назар Шульгин не стал ко мне выходить – прислал Воеводу города Перцовска, что основан легендарным батькой Перцем на северной границе губернии.
Я плохо
– Чем обязаны, господин Пришвин? – окинув меня презрительным взглядом и скривив губы, осведомился Хржанский. Я был ему противен, что он и желал показать.
– Я пришел предложить вам почетную сдачу. Сопротивление бесполезно. В наших руках огневая мощь гарнизона. Во избежание бессмысленного кровопролития вы обязаны сложить оружие.
– Не позорьте Гильдию. Истинные и-чу не сдаются, – выцедил Андрей Хржанский сквозь зубы. С каким удовольствием он отхлестал бы меня перчатками по щекам!
– Истинные и-чу никогда не нарушат священную клятву. Вы растоптали традиции Гильдии, а теперь меня стыдите? – Он разозлил меня, но я сдерживался – только древко опущенного флага поскрипывало в руках. – Передайте наши предложения Воеводе – и хватит болтать! Я буду ждать ответа.
Хржанский побледнел – до этакой голубизны, круто развернулся и, взлетев по ступеням, скрылся за огромными дубовыми дверями. Ждать пришлось долго. По крайней мере, так мне показалось.
Ветер откуда-то принес на площадь рваный предвыборный плакат с лицом Президента, с шуршанием протащил под Триумфальной аркой и, подняв в воздух, швырнул к моим ногам. Потом на фоне дымно-грозовых туч промелькнули три золотые искры – неужто кони-птицы рароги слетаются на огонь? Значит, пожару долго не угаснуть.
Защищающие Блямбу бойцы то и дело выглядывали из-за брустверов. Смотрели на меня без ненависти – скорее с любопытством и досадой. Дескать, дурак ты, батенька… Потом здоровяк с нашивками старшего ловца забрался на верхний мешок с песком и закурил. Молча протянул в мою сторону открытый портсигар, предлагая сигарету. Я отрицательно покачал головой. И-чу развел руками.
Все они уже были приговорены…
Секундная стрелка круг за кругом обегала циферблат часов. Время работало против нас. Мирские власти могут нарушить свой молчаливый нейтралитет. Или в Каменск ворвется нежданная подмога «вольникам»… Если Воевода тянет с ответом, значит, на что-то надеется.
Наконец показался Хржанский. Лицо его было непроницаемо. Он остановился в трех шагах, щелкнул каблуками, козырнул. Я тоже отдал честь. Он молча стоял передо мной, кусая тонкие губы. Я терпеливо ждал. И вот перцо-вец заговорил – ломким, нервенным голосом:
– Господин Воевода просил передать следующее: «Штурмуйте – и захлебнетесь нашей кровью». Честь имею.
– Жаль… – только и сказал я в ответ. И двинулся в обратный путь.
Глава пятая
Меч в ране
Сначала я хотел ворваться в здание во главе передового отряда, огнем и мечом прорубая путь к Воеводе. Я надеялся в самом начале битвы встретиться с ним в поединке. Тогда и бой закончится гораздо скорее – вряд ли «вольники» будут продолжать сопротивление, потеряв своего предводителя.
Затем я понял, что сам себя обманываю: не станет Шульгин мериться со мной силами. Насколько мне известно, он никогда не блистал в фехтовании. Поднимался по служебной лестнице благодаря изощренным интригам и подлинному таланту тактика. Плевать ему на древние традиции и обычаи и-чу. Преступив одни священные законы Гильдии, с какой стати он захочет исполнять другие? Зато у меня мало шансов уцелеть в гуще схватки. Весь огонь будет сосредоточен на мне, лучшие из лучших бойцы «вольников» будут брошены против моего авангарда.
Я связался с аэродромом, где отряд Кирилла Корина охранял захваченные нами летательные аппараты. (В те дни я поручал Кириллу самые ответственные задания, и всякий раз он выполнял их блестяще.) Меня интересовали не авиабомбы, а десантные планеры. Пока мои кедринцы, неся потери, будут штурмовать парадный вход, я с дюжиной лучших бойцов-добровольцев проникну в здание с крыши. Нам удалось раздобыть подробный план чердака. Пробравшись по его закоулкам, мы с тыла нанесем разящий удар в самое сердце обороны.
Да, по сути, я снова приносил в жертву своих земляков. Они будут отвлекать внимание «вольников», сковывать их лучшие силы, а судьба операции в это время решится в другом месте. Только одним я мог искупить свою вину: и я тоже пошел на верную смерть. Меня опять пытались отговорить, но тут уж коса нашла на камень. Ведь я имел достойного преемника, который сумеет грамотно завершить операцию.
Могучий четырехмоторный аэроплан, который пилотировал армейский летчик с приставленным к виску пистолетом, вел на буксире наш планер. Затем, отцепившись от аэроплана, планер беззвучно полетел над центром города. Мы должны были не промахнуться мимо крыши Блямбы и не врезаться при этом в одну из ее островерхих башен и радиоантенн. За штурвалом планера сидел лучший пилот Кедрина, ученик и помощник отца, мой верный боевой друг – Кирилл Корин. И я был уверен: уж он-то доставит отряд к цели, как бы сильно ни сносил нас ураган.
Планер продолжал снижаться. Временами бешеные порывы ветра поддавали ему в днище, останавливая спуск и даже подкидывая его вверх, швыряли в стороны, норовя сбить с курса. В любую минуту ураган мог бросить планер в пике – прямиком на острие антенны или шпиля, венчавшего башню. Нас так мотало в салоне, било о стены и потолок, что даже самых крепких бойцов начала трепать морская болезнь. Крылья и хвост планера душераздирающе скрипели, и казалось, они вот-вот отвалятся. Черт меня дернул второй раз в жизни подняться в воздух!..