Умереть и встать
Шрифт:
— Что я делаю не так? — сипло осведомился Дориан, и жилка под левым глазом Анны-Марии нервно задергалась. — Вероятно, никто кроме меня не замечал моментов, когда ты позволяешь настоящей себе вырываться наружу. Когда ты с улыбкой смотришь на парящие хлопья снега, когда вдыхаешь цветочный аромат и краснеешь при этом, будто делаешь что-то непристойное. Когда увлекаешься игрой на рояле и хотя бы ненадолго прекращаешь бояться того, что тебе причинят боль.
— Я не боюсь боли! — в сердцах вскрикнула графиня, сжав кулаки и резко вздернув подбородок. — Я ничего не боюсь. И никогда
— Твое имя… может быть, — отвел Дориан опустошенный взгляд. — Но сама над собой ты власти не имеешь.
— Что?! Да как ты… да как вы, Ваше высочество?..
— Дориан, — поправил девушку принц. — Просто Дориан. Твой Дориан.
— Мой Дориан может идти отсюда прочь! — взмахнула графиня рукой. — Хотя, это я пойду прочь. Потому что пока эта уродина смотрит на меня, — ткнула пальцем в холст, едва не проткнув картину насквозь, — мне хочется удавиться! До встречи, Ваше высочество. Благодарю за уничижительный экскурс в глубины моей души. Ложный!
Подобрав подол, хмыкнув и громко цокая каблуками по полу, Анна-Мария гордо покинула тайную мастерскую, прихватив подсвечник с собой. Затем вернулась, поставила его обратно на стол, достала из него одну свечу и снова вышла. Не оставлять же наследника престола впотьмах. Не ровен час, навернется, а вся вина ляжет на плечи поздней гостьи.
— Энн-Мэй, — поднял парень взгляд на мягко улыбавшуюся ему с портрета графиню Понтилат. — Эх, что же я делаю не так?
Затушив свечу у самого выхода из потайного хода, Анна-Мария бросила ее на пол и поспешила как можно скорее ретироваться из покоев бывшего жениха.
Сначала старуха со своими глупыми страшными сказками, теперь принц, уверенный в том, что его возлюбленная — ангел во плоти. Нет, нет, нет. Ее просто второй раз решили сжить со свету. Теперь уже моральным давлением. А положить всему этому конец можно лишь узнав истинное лицо убийцы. Восстановить справедливость, доказать хотя бы самой себе, что это — никакое не проклятье…
Проклятье! Могло же такое прийти в голову от полной безысходности? Сказка — как основа, а дальше — дело за малым. Заставить жителей дворца плясать под свою дудку. Такое по силам ведьмаку или ведьме, не обделенным могуществом.
— Азуса…
Распахнув двери своих покоев, графиня наконец-то встретила того, кто мог бы сослужить ей верную службу. Того, кто могуществом сам не обделен и, возможно, развеет все ее сомнения относительно глупых сказок про нерадивых принцесс.
— Анна-Мария? А мы как раз тебя ожидаем.
Закинув ногу на ногу, некромант и ведьмак в одном флаконе сидел на диванчике перед камином и, оттопырив мизинец, держал в руках маленькую чашечку с дымящимся напитком.
Но, не обращая никакого внимания на присутствующих здесь Марло и Эмильена, расположившихся на диванчике соседнем, девушка птицей подлетела к бастарду, вцепилась пальцами в кружевное жабо и уставилась в каре-золотые глаза с нескрываемым ужасом.
— Это не проклятье? — прошептала графиня, пытаясь прочитать ответ еще до того, как Азуса его озвучит. — Проклятья — это ведь сказки, верно? Такие же, как одна из тех, что рассказали мне накануне, верно?
Впервые Азуса видел Анну-Марию настолько напуганной и подавленной. Привыкшая к своему статусу и обласканная вниманием окружающих, девушка окончательно пала духом и готова поверить в любую небылицу, лишь бы найти повод для такого холодного приема. А небылицу ли?..
— Эмильен, — вместо ответа обратился ведьмак к ходячей энциклопедии с человеческим лицом. — Проклятья.
— Хм… — мальчишка задумчиво погладил пальцами подбородок, и взгляды всех присутствующих обратились к нему. — Проклятье — это особая перенастройка энергетики, которая зависит от желаний своего создателя. Он задумывает модель поведения цели, живого или неживого ее окружения и создает плетение, соответствующее этой модели. Это сильная магия, очень сильная, но контролю она не поддается. Нельзя создать проклятье намеренно.
— Ты только что сказал, что модель поведения задумывается, — перебил Марло. — Мне, конечно, нет до этого никакого дела, но как-то не сходится.
— Модель поведения, действительно, задумывается, — кивнул светлой кудрявой головой Эмильен. — Но создается она на эмоциях, ярких и искренних, а затем становится явью. Это и называется проклятьем.
С трудом разжав пальцы, графиня упала на диван рядом с Азусой и прикрыла лицо руками.
Всё не могло быть слишком просто. Она не могла воскреснуть и вернуться во дворец, как ни в чем не бывало, после того, что произошло. Убийца не остановился на достигнутом. И, судя по всему, не собирается. Мало ему было ножа, шрамы от которого до сих пор заживают на нежной коже. Еще и проклятьем одарил, отвернувшим от Анны-Марии всех тех, кто прежде защищал ее от всех невзгод. Отец, король…
— Так, — брюнет устало потер виски, переваривая новую поступившую информацию. — Эмильен, — вновь обратился он к незаменимому товарищу, — ты знаешь, как определить, находится ли человек под действием проклятья? Кто его наложил? Каким образом оно действует?
— Второе и третье — мимо, — мотнул парень головой. — Об этом можно только догадаться. А что касается первого… да, возможно. На теле жертвы проклятья должна находиться Ведьмина печать. Опережая твой вопрос… вид она принимает произвольный. Для каждого проклятья печать своя, неповторимая. И найти ее может только ведьмак.
— Я по доброте душевной вызываюсь отыскать печать на теле графини, — сжал перед собой кулак Марло. — Во имя справедливости и мира во всем мире, ведь даже такие, как она, имеют право на…
— Азуса, — пальцы Анны-Марии вновь заключили в плен кружевное жабо брюнета. — Найди печать. Пожалуйста.
— Ну да-да, пошел я нафиг… — откинулся рыжий на спинку дивана.
Долго же бастард ждал того момента, когда графиня падет в отчаяние и поплатится за все свершенные грехи, однако не ожидал, что взгляд ее окажется настолько… знакомым. Ведь в тот день, когда наследника престола неожиданно решили сменить, в отражении зеркала на Азусу смотрели совершенно такие же глаза. Глаза человека, от которого в одночасье отвернулся весь мир.