"Умирать страшно лишь однажды"
Шрифт:
Майор от моего натиска сначала несколько растерялся, но быстро пришёл в себя и теперь с явным интересом слушал мою тираду. Капитан же продолжал безучастно дымить сигаретой и было непонятно слышит вообще он наш разговор.
– Приехали сюда погулять – вот и гуляйте. Увидели, что артиллеристы не туда стрельнули и не того убили так это не ваше дело – это наше дело. Мы сами разберёмся у себя в полку и сделаем выводы – кто виноват и кого надо наказать, а кого нет. Только я тебе сразу же скажу, что бойца-связиста вам никто не отдаст. Да…, он ошибся в приёме координат. Да…, в результате этого огневики неправильно навели и погиб солдат первой роты.
Майор пожал плечами, а капитан отлепился от стенки окопа и произнёс хриплым голосом: – Всё ты правильно тут говорил, подполковник. Но и все тут знают, что мы видели это и мы не можем проигнорировать случившиеся. Хотя, если вы, "правильно" – капитан сделал ударение на слове "правильно" и значительно посмотрел мне в глаза, – проведёте служебное расследование по данному происшествию, то для вашего солдата всё закончится только моральными мучениями.
Я молча махнул рукой и мы втроём вышли из окопа, поднялись к ПРП, откуда я через минуту достал две бутылки пятизвёздночного коньяка.
– Парни, на те. Только правильно поймите меня – не откупаюсь я от вас, а спасаю судьбу солдата… А вечером я сам лично слегка набью ему рожу, чтобы и далее был более внимательным…
Майор принял из моих рук бутылки и, засовывая их за пазуху, прервал меня: – Ладно, подполковник, всё мы понимаем. Работай спокойно и дальше. Мы понимаем что в жизни за всё надо платить, но солдату рожу не бей. Ему и так хватит на ближайшие две недели терзаний…
– Хорошо, до вечера ещё далеко, вполне возможно он и не получит…
Прокурорские удалились, а когда я спустился в окоп ко мне подскочил возбуждённый подполковник Калугин, который уже минут десять разглядывал промышленную зону в попытках обнаружить позиции боевиков.
– Боря, – радостно завопил Игорь, – я позицию духов обнаружил. Только они как-то странно ведут себя – наверно обкуренные.
Я подошёл к большому оптическому прибору и нагнулся к окулярам. Да, среди строений, за бетонным забором несколько боевиков спокойно затаскивали в небольшое бетонное строение ящики с патронами и действительно в их движениях не было торопливости и страха.
– Игорь, что-то тут не того, – я приподнялся над прибором и теперь не вооружённым взглядом попытался обнаружить позицию духов.
– Боря, давай координаты своим и накрываем их, – продолжал теребить меня начальник разведки группировки, – Чего тут думать – накрывать надо.
Не…, погоди, погоди, – бормотал я, вглядываясь в позицию боевиков, потом подымался и смотрел на неё поверх прибора. Что-то мешало мне немедленно открыть огонь: смущало спокойное поведение боевиков, окружающая их местность и строения что-то смутно мне напоминали а Игорь всё теребил и теребил меня. Я медленно потянул на себя микрофон радиостанции, чтобы начать передавать целеуказания на огневую позицию, как меня пронзило – бетонный забор. Рядом с ними бетонный забор, за которым мы скрывались, когда разведчики ушли на школу.
– Игорь, да пошёл ты к чёрту – это ж наши там стоят.
– Да ну, Боря, откуда там наши?
– Блин, Игорь, да я оттуда с разведкой только что вернулся. Это 205 бригада на заводе стоит. Ты чего? Ты же как начальник разведки группировки должен бы знать что там наши стоят.
Подполковник Калугин крякнул в смущении, пробормотал неуверенно – Что этого не может быть и прильнул к окулярам прибора. Через минуту он поднял голову и нервно хихикнул: – Чёрт побери, действительно наши. И чего это я их с боевиками спутал?
…День прошёл под знаком плохого настроения. Я несколько раз "срывался", звонил на огневую позицию второго дивизиона и орал в трубку на капитана Язева, обвиняя его в чёрт знает каких грехах. Слава богу, он молча сносил мой гнев и не отвечал мне. Нанёс в район школы несколько огневых налёт и к вечеру собрался на огневую позицию дивизионов.
В землянке начальника штаба дивизиона я долго смотрел на понурившего голову связиста, стоявшего передо мной. В землянке, в которой находились ещё солдаты ячейки управления, капитан Язев и командир дивизиона – висела тяжёлая тишина. Все ждали какое решение я приму. Я же смотрел на солдата-связиста, на бойцов ячейки управления и на душе у меня было муторно. Бить солдату рожу, ругать его мне не хотелось, да и за что? Такова ли его большая вина? Но оценку происшедшему давать всё-таки надо.
Тяжело вздохнул и приказал: – Давайте стройте дивизион, кроме дежурных расчётов. В строй всех, кого можно. Передайте в первый дивизион, чтобы с каждой батареи прислали по десять человек на общее построение. Построение через пятнадцать минут.
Все оживились, закрутились ручки телефонов, посыпались приказания, лишь связист ещё более сжался, понимая что сейчас перед строем объявят решение его судьбы. С улицы слышались голоса офицеров и топот строящихся подразделений. Вскоре всё затихло, я поднялся с табурета и взглянул на связиста: – Пошли солдат. Как бы мы не отдаляли этот момент через него тебе и мне нужно пройти.
На улице уже стемнело и не было видно лиц построившихся, но вечерняя темнота дышала напряжённым вниманием.
– Парни, – начал я, обращаясь к безмолвному строю, – я как начальник артиллерии полка капитально недоволен вашей работой и сейчас скажу достаточно много нелестных, обидных, порой оскорбительных и нелицеприятных слов. И не из-за того, что я хочу вас оскорбить, а хотя бы таким образом достучаться до вас, до вашего сознания и попытаться там что-то перевернуть и этого требует та ситуация, которая сложилась на этот момент.
Сразу хочу сказать честно, чего тут скрывать. 50% моего неудовольствия вашей стрельбой я возлагаю на офицеров. Но ради бога только не подумайте что ваши офицеры тупые и плохо соображают в артиллерии. Нет и нет – это далеко не так. Они грамотные и компетентные в артиллерии офицеры. И причины моего неудовольствия их работой относятся к их личной подготовке и вообще системе боевой подготовки в мирное время. Мою позицию они знают. Практически ежедневно я могу влиять, давить на командиров дивизионов, начальников штабов, высказывать своё неудовольствие тем или иным огнём. Реже общаюсь с командирами батарей, но командиров взводов я охватить уже не могу. И если разобраться совсем до конца то эти причины моего неудовольствия их работой лишь незначительно влияют на точность огня нашей артиллерией. Про офицеров я сказал вам, так – для общего понимания и поэтому к ним я больше возвращаться не буду.