Умри, богема!
Шрифт:
– Ты можешь предположить, кто это мог быть? Кому ты так крепко насолила? Или же дело касается денег, наследства?
Да, я понимаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить и такой вариант. Наследство. Эта тема возникла всего-то несколько часов назад. Но тот, кто начал охоту на меня, мог узнать об этом гораздо раньше, еще до того, как кто-то пытался споить Франсуа. И человек этот – как раз тот, кому выгодна моя смерть. Тот, кто, устранив меня как препятствие, станет законным наследником моего дяди Миши. Или же тот, кому после моей смерти достанется
Франсуа говорил о дочери моего дяди, получается, моей двоюродной сестре. Что, если это она, узнав о завещании, отправила в Москву человека с ножом, чтобы избавиться от меня?
И хотя по логике вещей это можно было как-то объяснить, но верилось в это с трудом. Двоюродная сестра. Она что, совсем, что ли, берега попутала? Или бандитка? А что, у отца-официанта, возможно, игрока (раз столько денег всем должен), вполне могла родиться дочка-разбойница. И в то же самое время, будь он ученый, профессор или даже академик, где гарантия, что рожденный от него ребенок будет таким же умным? Бред.
– Лева, я ничего не знаю, кроме того, что Марина, когда на нее напали, была в моей дубленке. Все произошло вечером на улице зимой, в это время темно. Поэтому лица не разглядели.
И тут я подумала вот о чем: если предположить, что на меня напали с «французской» стороны, то откуда преступнику было знать, что это именно моя дубленка? Разве что он бывал у меня дома, знал, в чем я хожу… Что знал? Знал, что я бегаю в магазин в старой дубленке? И кто у меня бывал, кроме моих друзей-театралов, Игоря? Да никто!
Может, Игорь подослал ко мне кого-то? Полнейший бред.
– Послушай, дубленка обыкновенная, не запоминающаяся, тысячи девушек носят такие, – сказал Лева. – И преступник мог перепутать твою подругу с кем угодно.
– Ты знаешь, эта версия мне больше всего нравится. И я бы поверила именно в нее, если бы не отравления. Ведь тогда, в гримерке, это я устроила вечеринку, принесла коньяк и прочее. И у нашего художника на дне рождения я тоже была. Быть может, хотели отравить меня, а напиток с ядом выпила бедная Танечка?
Как же некстати все это случилось! Ведь я только что познакомилась с интересным мужчиной, а тут такое!
– Лева, мне так неудобно, что тебе приходится все это выслушивать. Как видишь, со мной одни проблемы. То ногу растянула, то теперь вот меня чуть не прирезали…
Мы сидели в больничном коридоре, дожидаясь, когда нам позволят войти в палату к Марине. Рану ей зашивали под местным наркозом, поэтому у нас был шанс увидеть ее. Лева, тактичный и все понимающий, остался в коридоре, словно чувствуя, что нам с подругой нужно посекретничать.
– Марина! – Я бросилась к кровати, на которой возлежала моя раненая подруга, схватила ее за руку и поцеловала ее. –
Марина слабо улыбнулась. Она лежала бледная, напуганная.
– Хорошо, что жива осталась, – сказала она, едва разлепив губы.
– Ты не видела нападавшего? – спросила я.
– Ну вот, и ты, как следователь. Конечно нет! Кто-то напал на меня сзади, повалил в снег и поволок в кусты. А потом я почувствовала сильную боль… Вот и все. Больше ничего не помню.
– Полагаю, мне теперь нужно отказаться от наследства – умирать как-то не хочется. Позвонить Франсуа, благо телефон его у меня есть, и сказать ему, что я отказываюсь от этой квартиры… Да к тому же там долги! – Я словно уговаривала себя.
– Даже и не думай! – замотала головой Марина. – Наоборот, нам с тобой надо поехать туда и во всем разобраться. Напишешь заявление еще здесь, в Москве, что в нападении подозреваешь гражданку Франции… Узнай у Франсуа имя своей двоюродной сестры. Объясни, что она тоже могла быть наследницей…
Вот так. Оказывается, моя Маринка, вместо того чтобы думать о себе, о своем здоровье и благодарить судьбу за то, что осталась жива, размышляла о завещании.
– Сколько дней тебя еще здесь продержат?
– Может, дня три.
– Хорошо. Потом я возьму тебя к себе, ты полежишь у меня, пока рана не затянется, и тогда мы полетим в Париж. Если ты, конечно, не передумаешь.
– Я? Передумаю? Да с чего это?
– Как – с чего? Если на меня покушались уже трижды, то могут повторить это где угодно, в аэропорту ли, в самолете… А ты-то будешь рядом! Может, мне вообще отправиться туда одной?
Но произнося это, я понимала, что лукавлю, поскольку просто не представляю себя в Париже без переводчика. Ведь я английский-то знаю постольку-поскольку. А мне хотелось бы встретиться с бывшей женой дяди, с его дочерью (возможно, убийцей). Обсудить все вопросы, договориться. И если понадобится, то и отказаться от квартиры. Может, его дочь нуждается, а дядюшка, вместо того чтобы позаботиться о родной кровиночке хотя бы после своей смерти, словно нарочно, чтобы сделать ей еще хуже и больнее, придумал это завещание в мою пользу?! Интересно, что же такого она сделала, если он так поступил?
– Лара, если ты хочешь по-настоящему позаботиться обо мне, то забери меня отсюда прямо сейчас, – вдруг сказала Марина.
– Это еще зачем?
– Объясняю. Вот ты сейчас приехала сюда одна?
– Нет, с Левой.
– Но он не сможет сопровождать тебя каждый раз, когда ты решишь меня проведать. Ты только представь себе, что человек, которого наняли убить тебя, выследит тебя здесь и нападет… Нет-нет, до отъезда в Париж нам надо находиться в безопасности, то есть дома. Продукты нам может покупать твой друг, но это всего-то пару дней, пока мы не соберемся. А потом он отвезет нас в аэропорт. И все! Нам надо действовать! Я не хочу, чтобы прирезали еще и тебя! Пожалуйста, забери меня прямо сейчас, пока твой приятель здесь!