Умри, старушка!

Сакин Сергей

Сегодня матч 2-й лиги, он пройдет на небольшом стадионе, принадлежащем торпедовцам. Мне нравилось приходить на этот стадион, он был всегда чистый и уютный, насколько это слово применимо к стадиону. На игру мне, в принципе, по болту (я вообще не очень люблю футбол), но сегодня приезжает бригада-побратим Лебедевской фирмы, фанаты этой задрипанной лиги из убогого городка. Мне симпатичны эти парни. Они всегда веселые, шумные (отвисая с ними, я всегда вспоминал слово из Республики ШКИД — «буза»), они читают книги и здорово машутся, у них офигенное чувство локтя. Я редко упускал возможность пересечься с ними. И сейчас, вспомнив их рожи, я обрадовался. Только теперь я обрадовался, что мы идем на футбол. Я встретился глазами с Лебедем и понял, что соскучился и по нему тоже. До эстадио было еще далеко, но в воздухе уже витали особые токи, как молнии в грозу, когда мы подойдем ближе, они станут ощутимы

кожей. Энергии Воинов, адреналин, чистая, незамутненная ярость — я соскучился. Но одновременно я чувствовал, что внутри появился какой-то тормоз, я ощущал все это, как будто читал статью в «иНгая Не\у$», я был в стороне, этот любимый мною воздух немотивированного насилия входил в меня, как входит дым в легкие начинающего курильщика. Это было странно, так странно, что я действительно начал дышать глубже, широко распахивая грудную клетку — мне хотелось снова влиться в этот мир, стать одной из этих молний. Леоедь, за которым мы шли следом, свернул в какой-то двор. Здесь и Сейчас! — я чуть не выкрикнул эти слова и одновременно увидел большой моб, оккупировавший детскую площадку. Это были наши друзья-провинциалы и «Лебедевские». Еще среди них я пропалил щщи скина, которого видел как-то летом, осталось от них какое-то неприятное воспоминание, но я тут же выплюнул его из головы. Ноги сами понесли меня быстрее, я отпустил ее и почти побежал навстречу повернувшимся к нам милым рожам. «…Здорово, пАдонки! Эх, сто лет, сто зим!» — я пожимал протянутые руки, хлопал по плечам и спинам, ощущая на себе легкие ожоги от таких же тяжелых дружеских жестов. Некоторые парни были мне незнакомы, но мы все равно жали руки и, наверно, у всех нас были одинаковые глаза — мы все были рады встрече. Кто сморозил грязную шуточку в мой адрес, но в ней не было никакой неприязни, я заржал первым. Отздоровавшисъ и произнеся несколько соответствующих протоколу фраз, я обернулся. Лебедь отозвал двух «генералов», они стояли чуть в стороне, одинаково опустив головы, и что-то торопливо обсуждали. Она… Она стояла там, где я ее отпустил и смотрела на меня. Она выглядела очень одинокой вот так, когда стояла в стороне (мне почему-то запомнилась эта сцена, и, вспоминая ее сейчас, я подумал, что (кажется) я ни разу не отпускал ее руки или талии или задницы или плеч — с той ночи), но глаза у нее были все такие же веселые. Я видел: она не думала о том, КТО эти парни, о чем сейчас может шептаться Лебедь — она просто видела людей, которым я был рад. И, похоже, она радовалась со мной (или за меня?). Парни повернулись к ней. Четыре десятка пар глаз мужчин, не видящих в женщинах НИЧЕГО. Кроме разового партнера для ебли. А она стояла и улыбалась всем нам. Получилась какая-то неловкая минута обоюдной тупки. Я покосился на скина, который предлагал за нее пиво, он повернулся ко мне и глуповато хихикнул. Наконец, я подошел к ней, обнял ее за плечо и подвел к парням:

— Одуплитесь, стосы, по моей теме!

— Реальная тема? — спросил кто-то.

— Жена, — ответил я.

Парни разглядывали нас, недоверчиво морщась и усмехаясь. Первым подал голос Айдол, боец второй лиги: «Ну, че, стос! Поздравляю!» — и, подав мне пиво, чокнулся со мной. Посмотрел на нее — и изящно раскланялся, рассыпав извинения, — открыл еще бутылку и протяг нул ей. Парни начали смеяться, к нам потянулись руки с бутылками, раздались советы по поводу семейной жизни, некоторым из советчиков мне захотелось вбить зубы в глотку, но ее это не смущало нимало.

Подошел Лебедь с генералами, и стосы забыли про нее и про нас. Лебедь зашел в середину моба, сел на скамейку и обвел нас взглядом,«… Парни, сейчас звонил скаут. Друзья собираются прийти сюда. У нас есть шанс — поехать к ним на стрелу и проучить гандонов до того, как они соберутся и выдвинутся к стадику. Проебем первый тайм. Ваши мнения?»

Да какое тут на хрен мнение?!!! Через три минуты моб уже двигался одним кулаком к ближайшей станции метро. Лебедь шел с краю, глядя на парней и улыбаясь. Я догнал его и, схватив за рукав, потащил в сторону. «Базар есть». Она немного отстала, оставив нас вдвоем. Я оглянулся и улыбнулся ей ободряюще. Солнце мое… Она умела понимать меня без слов.

— Лебедь, сипец твои щщи!

— ? — он лишь слегка поднял шрамирован-ную бровь, продолжал улыбаться, только эта улыбка стала казаться застывшим куском льда. Я почти услышал звук опускающегося забрала.

— Бля, ты что, не видел, что я с чиксой? Ну на болта ты меня сейчас подорвал?!

— Мои щщи — сипец?! Старик, ты же знаешь, я давно уже не на них. Нету у меня щщей:).

— Бля, ну куда мне-то…

— Тебе, — перебил он меня, останавливаясь. Мы встали друг напротив друга, почти упираясь лбами. Я понимал, и Лебедь понимал, и мне захотелось

отвести взгляд.

— Тебе? Куда? — повторил он. — А ты что, теперь с друзьями?

— Да при чем здесь они, Лебедь! Стос, нах!

— А либо ты с нами, либо против… Забыл, да? Все против всех! — в его голосе лязгнула злоба. Но было, кроме злобы, что-то еще. Я только не понял, что. — Стос! Ты че, кошельком заделался? Может мамон еще отрастишь, хаер? На ВИП-ложах сидеть будешь, с лялькой — молниеносный взгляд в ее сторону, и я едва не вцепился ему в горло.

— Бля, ну я же с чиксой!

— Бля! — теперь Лебедь завелся сам. — Так пускай она домой едет!

— (Одна?) — слава богам, я не спросил это вслух. Мысль о том, что она может поехать домой одна, одна откроет квартиру, одна разденется и заварит кофе, одна свернется клубком с книгой на коленях — мысль эта показалась мне верхом нелепости. Я опять оглянулся на нее. И опять {второй раз за сегодня!) она, стоящая на тротуаре и улыбающаяся нам, показалась мне совсем одинокой. Повернув голову, я посмотрел на Лебедя, на идущий колонной моб — парни шли молча, в этом молчании была сосредоточена пробивная сила танковой дивизии Гудериана. Никто не задирал прохожих — те сами отходили с тротуара на проезжую часть. Подходя к метро, парни перешли улицу, и водители послушно притормозили, ни один не нажал на клаксон. И я стал рыбой, выброшенной на берег. Я вспомнил, сколько я не видел этих парней, вспомнил гнев секторов… Ведь все это время я жил без воздуха!!!

— Сережка! — я не заметил, как она подошла к нам. — Давай ты один сходишь, с ребятами. Я, честно говоря, не очень хочу…

— она была спокойна. Слишком спокойна. Улыбка Лебедя смягчилась, на лед плеснули кипятком, и стала шире ушей.

— Солнце, как же ты?

— Да, ладно! Чего нам на ужин сделать?

— Родная… Ты у меня самая лучшая…

— я обнял ее крепко-крепко. В эту секунду заточкой в сердце вошло чувство того, что она — мой родственник. Мы — родные. Нам не надо ничего объяснять словами.

— Спасибо тебе.

— Ну, ты чего, ты чего, — она шутливо нахмурилась, — смотри мне, загуляешь — обижусь — Повернувшись, Лебедю: — Приятно было познакомиться.

— Поймать тебе такси?

— Нет, я еще погуляю, по магазинам пройдусь.

— Ну, дай еще поцелую.

…Только в метро до меня доперло (читатели, если они не дебилы, должны были увидеть это сразу) — она же не ходит по магазинам.

ГЛАВА 36

— Даа. Что творится! И давно ты так? — Лебедь по-настоящему смешно скорчил мину крайнего изумленного недоверия. Я только что отказался от очередной порции пива: «Надоело уже бухать»

— Хорош, стос! Запорол глумиться! — я тоже изобразил какую-то недовольную рожу. Он засмеялся и хлопнул меня по плечу.

Я — хлопнул в ответочку. Мы ехали в метро (три вагона были заняты нашими), стояли, держась за поручни, покачиваясь на поворотах, и смотрели друг на друга. Не сговариваясь, замолчали. Я с удовольствием смотрел на наших гарней, предвкушая веселье, краем глаза видя что Лебедь нет-нет да поглядывает на меня. Он улыбался, и я улыбался. В конце концов, Ьоук аге Ьоуз. Наши чувства только освежатся от в кои-то веки порознь проведенного вечера, «Как же задолбала семейная жизнь!» — я почти сказал эту фразу. Только почти. На секунду я испытал приступ горечи непонятного происхождения. Она нахлынула внезапно и сильно — как рвота, «Она же не гуляет по магазинам».

Поезд затормозил, голос для дебилов сообщил, куда мы прибыли, парни стаей высыпали на платформу. В единстве наша сила, в одновременной клонированное™ всех движений было что-то мистическое. Я едва удержал крик: «СТОСЫ! КАК ЖЕ Я СОСКУЧИЛСЯ!!!!!» Лебедь с генералами смотрели на меня. Я поднял вверх руку: «Зига-Зага!», бойцы подхватили и от мраморных стен станции начало гулко отскакивать, набирая силу, словно раскачиваясь «Зига! ОЙ! ЗАГА! ОЙ ЗИГА-ЗАГА-ЗИГА-ЗАШ! ОЙ! ОЙ! ОЙ!» С этим криком мы переглянулись и тронулись к эскалаторам. (Троих куда-то унесло. «Обосралисъ!» — засмеялся считавший. Слышавшие его заряд ребята подхватили «Смерть щенкам!» — «Ну и хер с ними» — «На болт они нам не упали» — мы засмеялись. Последнюю фразу произнес я. Какое счастье, что я здесь. Спасибо, Боги! Спасибо за то, что эти самые слова сказаны не про меня.) Мы вышли на улицу и уплотнили ряды. Это была враждебная территория, здесь все — дворы, улицы, ларьки и урны — было против нас. Наряд ментов, лениво собиравший дань с бабок с семечками уставился на нас. На их лицах прочиталось желание кого-нибудь загрести, но подойти к мобу они не решились. «Их загребай», — сказал я одними губами, глядя в глаза ближайшему мусору и мотнул головой в сторону летнего кафе. На белых пластмассовых стульях индюками расселись черножопые. Мусор машинально проследил мой взгляд и отвернулся.