Умри в одиночку
Шрифт:
– Вчерашний… – авторитетным баском заявил Мишка Игумнов.
– Голос, что ли, узнал? – недовольно и с недоверием переспросил Матроскин.
– Ага… – согласился Мишка. – У него клапан стучит… Я вчера ещё услышал…
Старший прапорщик вовремя прильнул к прицелу, чтобы поймать в него трактор, как только тот появится из-за поворота дороги. Трактор появился сразу, как только Соловейко приготовился, словно ждал именно этого момента.
– У нашего младшего сержанта музыкальный слух… – признал снайпер. – Тот самый трактор, и тот самый тракторист… Разведка, так сказать… Сдаётся мне, что Берсанака его прислал понюхать местный воздух… Едет и оглядывается по сторонам больше, чем за дорогой смотрит…
Рассмотреть лицо тракториста можно было пока только в оптический прицел. Даже бинокль капитана Матроскина ещё не позволял это сделать.
– Газует
– По сторонам, говоришь, смотрит… Ты, Влад, возможно, более прав, чем думаешь… Но если это разведчик, значит, его кто-то прислал, поскольку сам Бекмурза Бисолатов стоит не больше огурца, которым он в своём магазине торгует… Послать его мог только Берсанака. Вывод прост – Берсанака уже ушел отсюда и встретился с магазинным трактористом в селе…
– Или позвонил ему… – предположил младший сержант. – Вызвал сюда, чтобы отвлечь внимание и дать самому Берсанаке возможность уйти…
– Это маловероятно. Берсанака должен знать, что здесь сил достаточно, чтобы и на Бекмурзу полюбоваться, и пространство вокруг холмов контролировать. Приход «краповых» не мог остаться незамеченным… Кроме того, подполковник Стропилин предупредил бы нас о звонке… Это можно проверить, но мне версия о личной встрече кажется более вероятной… Она вполне в стиле Гайрбекова. Он любит работать вплотную с преследователями. Когда нервы щекочет – он чувствует себя лучше… И уйдёт он только туда, куда ему уйти необходимо…
Матроскин отключил «подснежник», вытащил трубку и нажал клавишу повтора последнего вызова. Подполковник Стропилин ответил сразу, словно всю ночь ждал именно этого звонка. Выслушав капитана, несколько секунд молчал. Наконец сказал:
– Мне трудно отсюда ориентироваться. Поступай по обстановке. Я так предполагаю, что ты хочешь бросить это дело с обыском подземелий?
– Хотелось бы бросить, но нельзя… Это я, товарищ подполковник, понимаю. Я бы хотел сначала посмотреть, как будет себя вести Бисолатов вместе со своим трактором, и, исходя из обстановки, возможно, оставить здесь «краповых», а самому двинуть в село, чтобы со стороны понаблюдать.
– Я же сказал, поступай по обстановке… Но – докладывай… С меня тоже, сам понимаешь, спрашивают…
– Понял, товарищ подполковник. Работаю…
– Любой результат докладывай. Не будет результата, тоже докладывай…
– Понял…
Капитан убрал трубку.
– Мишка!
– Я… – с готовностью отозвался младший сержант. – Трактор выталкивать?
Матроскин бросил взгляд на трактор, тот в самом деле закопался в грязь.
– Вовремя он застрял… Гони на ферму… Тракторист наверняка туда нацеливается. Устройся так, чтобы и наблюдать можно было, и себя не показать. Связь поддерживай постоянную. Здесь прямая видимость, перебоев не будет… Понял?
– Так точно…
– Галопом – дуй!.. Пока тракторист ферму не видит…
2
Бекмурза Бисолатов уже спать ложился, когда услышал на улице шум двигателя машины. Редкость вообще-то небольшая, но, когда вокруг неизвестно что творится и ты имеешь к этому отношение, всегда ждёшь неприятностей. И машина явно у его ворот остановилась. В окно Бекмурзе не видно было, кто приехал, – ворота закрывали обзор, да и ночное время, несмотря на горящую на крыльце лампочку, зрения не прибавляло. Но события ближайших дней против воли заставили его сердце заколотиться в груди быстрее. И в пальцах сама собой возникла мелкая и неприятная дрожь. Вроде бы не считал себя трусом, да и не был им в действительности. Отчаянным храбрецом тоже не был, но и трусом – нет. А сейчас вдруг внутренний трепет почувствовал. Наверное, просто накипело внутреннее напряжение, выхода требовало. Признаться честно, Бекмурза постоянно ждал, что кому-то станет известна его связь с Берсанакой Гайрбековым. Берсанака ведь наверняка не с ним одним поддерживает отношения. Тот же Микаил Чочиев по селу шатался, с каждым заговаривал, небылицы плёл о своём возвращении с «зоны». Есть, наверное, у Берсанаки и другие люди, а Бекмурза сам ему и не нужен, нужен только брат Бекмурзы Сосланбек. И связи Гайрбекова в этом и в других сёлах уже слухи вызвали, Бекмурза сам не слышал, но Аминат, жена его, слышала разговоры о появлении Берсанаки и Гойтемира уже несколько раз. Точно так же могли уже и о Бекмурзе говорить, но, естественно,
Тем более – осудить его, Бекмурзу Бисолатова, человека в селе не последнего. Не каждый сможет магазин открыть и содержать в такое трудное время, не каждый в состоянии стать преуспевающим человеком, когда другие без автомата мало на что способны, а автомат не всегда удаётся с собой носить, да и применить его можно не всегда. Трудно людям… А вот он сумел дело завести и чувствовал, что это вызвало какое-то отчуждение со стороны тех, кто раньше считал себя ровней с ним. Тут есть, конечно, некоторые тонкости, которых избежать невозможно. Но их понимать требуется не только Бекмурзе, но и другим. В его магазин они приходят, и Аминат записывает покупку в тетрадь, потому что расплатиться людям часто бывает нечем. Таких тетрадей уже несколько исписано. Расплачиваются, конечно, но это потом, когда деньги появляются. У чеченцев не принято не отдавать долги. По крайней мере, это своих сельчан касается. Это обязательно… Но брать товары под запись – это же тоже для многих унизительно. И потому эти многие от Бекмурзы отворачиваются. Они не понимают, что запись – это контроль не только за теми, кто покупает, это контроль за собой, за всем магазином, за прохождением товара, и без записи нельзя никак. Если бы один кто-то так покупал, ещё ладно бы, ещё можно было бы просто дать товар и запомнить. Но когда большинство покупателей неплатёжеспособны, тетрадь нужна обязательно. Иначе просто знать не будешь, что у тебя на полках осталось, а что привезти требуется. Но недоброжелателей эта тетрадь породить может и порождает. Не потому, что кто-то не желает долг отдавать. Такого, слава Аллаху, Бекмурзе ещё не встретилось. А просто – кто-то из зависти, что Бекмурза в гору пошёл, а большинство, приняв тетрадь за унижение. Горцы – народ гордый, унижений не терпят. И потому не стесняются говорить порой то, о чём лучше промолчать. И в лицо говорят. Уже бывало, что дело чуть до драки не доходило. Но в этих случаях Аминат вступала в разговор. Если с Бекмурзой кто-то из бывших товарищей и подрался бы, то с Аминат сцепиться желающих не находилось. Она со своими ста пятьюдесятью килограммами веса одним ударом любого мужчину в селе на пару часов угомонит.
Но сейчас и Аминат тоже волновалась, как и Бекмурза. Только он своё волнение скрывал, как мужчина, а она не стеснялась – женщине не обязательно мужским достоинством блистать, хотя чеченские женщины способны, когда требуется, мужской характер проявить, и федералы это знают лучше других.
Когда машина у ворот остановилась, Аминат первая к стеклу прильнула – окно из спальни, где свет уже погашен, поэтому с улицы никого не видно. Но к двери ни он, ни она не спешили. Ждали, что как-то ситуация прояснится. Свои, сельские машины в это время не ездят, да и вообще по селу обычно пешком ходят, а за руль садятся только тогда, когда требуется съездить на большое расстояние. Но не в это время суток. В это время суток ждут обычно только другие машины, из тех, что стоят в другом конце села, – машины «краповых».
Залаяли собаки. Две мелкие дворняги, работающие дворовыми звонками. На шум двигателя они не лаяли, не лаяли обычно и на прохожих. Значит, слышат, как кто-то к калитке подошёл и остановился. Может быть, речь человеческую услышали.
– Может, спросить что-то про Алхазура хотят? – Бекмурза своим предположением уже показал, какая машина может к воротам подъехать.
– А чего не звонят? – спросила Аминат. – Ты говорил, что номер им оставил…
– Кто их знает…
– Может, тебе лучше огородом уйти? – предположила жена. – А то увезут, и ищи тебя потом… Не ты первый…
Машина у ворот просигналила трижды. «Краповые», наверное, позвонили бы в калитку. А ещё вернее, стали бы колотить в неё прикладами, кулаками и каблуками. И даже не в калитку, а почему-то в ворота, как они обычно делают.
– Кто же это? – пожал плечами Бекмурза.
Собаки стали лаять активнее. Им стали вторить собаки в других дворах. Голоса у всех разные, но чаще басовитые, самые популярные здесь собаки – кавказские овчарки и кавказские волкодавы.
– Я выйду… – сказала Аминат. – Ты на кухню иди… Если что, сразу в огород и через забор… Свет включить не вздумай…