Унесенные ветрами надежд
Шрифт:
Люди Дункана загрузили сундуки в одноконную карету, которую он взял взаймы у Клер. Он был довольно многим обязан Клер и понимал это даже без лаконичного намека с ее стороны. Ее же, в свою очередь, ничто не удержало перед тем, чтобы пожелать ему удачи в его новой жизни.
Резкие порывы ветра забрасывали песок вперемешку с небольшими кусочками дерева через каменную ограду. Женщины, садясь в карету, закрывали лица накидками.
Элизабет быстро забрала мальчика к себе и спрятала его под накидкой, в то время как мужчины закрепляли штормовые фонари на облучке кареты.
– Жемчужина! – воскликнула Элизабет. – Мы должны взять Жемчужину с собой!
– Мы не сможем при таком ветре взять ее с собой на корабль! –
Однако Элизабет не разобрала его слов, слишком шумно было вокруг. Одна из ставен дома оторвалась от крепления и громко ударялась о стену дома. Дункан нерешительно посмотрел на конюшню. Изнутри доносилось ржание Жемчужины. Дункан увидел умоляющий взгляд Элизабет и поддался ей. Он поспешил к конюшне, чтобы забрать Жемчужину. Они просто оставят ее у Клер.
За это время вообще стало весьма сомнительно, смогут ли они переправиться на «Элизу». В скупом свете раннего утра морские волны казались такими же высокими, как пальмы, обрамлявшие берег. Пенящиеся валы разбивались о берег и вылетали настолько далеко, что даже размыли дорогу, так что колеса кареты глубоко погружались в мягкий грунт.
Сид устроился рядом с Дунканом на месте кучера и правил каретой. Второй человек ехал верхом на Жемчужине, а третий, втянув голову в плечи, бежал впереди. Окруженная тяжелыми сундуками, Элизабет прижалась к Фелисити и склонилась над ребенком, защищая его от ветра. Они упаковали все, в доме остался только вёрджинел, к огромному сожалению Фелисити. Но, в конце концов, ей ведь тоже больше всего хотелось поскорее уехать из Данмор-Холла. Если бы все сложилось так, как она хотела, то они уехали бы еще несколько дней, а то и недель назад, решительно заявляла Фелисити. Она, казалось, с большим мужеством и решимостью смотрела в будущее, чем Элизабет, которая все чаще и чаще бросала на море полные тревоги взгляды, – и не без причины. При таком ураганном ветре брать женщин и ребенка на борт корабля и выходить из гавани было слишком рискованно.
С большой неохотой Дункан согласился с тем, что из-за шторма придется изменить первоначальный план, и заявил, что на какое-то время они остановятся… у Клер, нравится это или нет Элизабет и ее кузине. Он ни за что на свете не отвезет ее назад, в дом Гарольда Данмора.
– Как мы при таком шторме можем выйти в море? – крикнула Элизабет, перекрывая шум ветра.
– Вообще никак, – крикнул он ей в ответ. – Нам придется подождать.
– Где?
По выражению его лица она уже догадалась, какой последует ответ, однако, к удивлению Дункана, восприняла его даже с некоторым облегчением. Группа из четырех солдат обогнала повозку, и Элизабет заметила, что лица запыхавшихся людей были искажены от напряжения и страха. Вероятно, это были часовые, которых Джордж Пенн выставил в бухте Ойстинса.
– «Круглоголовые» уже на острове! – крикнул на бегу один из мужчин.
Из-за сильного ветра, срывающего слова с губ солдата, Дункан понял не все, однако остальное он мог представить без проблем.
– Они прибыли на десантных шлюпках! Мы подавали сигналы выстрелами, но их, конечно, не слышал ни один человек в гарнизоне! И «круглоголовые», высаживаясь на берег, сразу же стали стрелять в нас. Их там несколько сот человек, да поможет нам Бог! Мы едва успели унести ноги!
Солдатик чуть не плакал. Это был худощавый парень лет семнадцати, не старше, который почти падал под тяжестью мушкета и пояса с патронами.
– Там было несколько наших людей, которые зажгли для десанта огни, я могу в этом поклясться! Будь прокляты эти пуританские предатели и перебежчики!
– Спасайтесь, люди! – заорал другой солдат, обогнавший их. – Уже скоро они будут в Бриджтауне!
Их группа побежала дальше и вскоре исчезла в рассветной мгле.
Позади на повозке начал плакать малыш, который, как оказалось, все же испугался. Дункан чувствовал себя ненамного лучше, чем сынишка. Он не ожидал, что шторм так резко усилится. Он знал, что нужно делать во время шторма на море, однако на суше ему никогда не приходилось попадать в ураган.
– Быстрее! – приказал он.
– Но! – крикнул Сид и ударил плетью лошадь.
Дергаясь и раскачиваясь, повозка снова тронулась в путь.
57
У Акина шла кровь изо рта и носа, и он сплевывал ее, чтобы можно было дышать. Его руки были связаны за спиной, а ноги были спутаны веревками так, чтобы он едва мог передвигаться, но ни в коем случае не убежать. Позади него шли несколько мужчин с длинными копьями, которые с воплями кололи его в спину остриями, снова и снова подгоняя вперед. Он уже точно не знал, сколько времени они находились в дороге, но, очевидно, им пришлось преодолеть несколько миль, потому что на небе появилась светло-серая полоска, а ураган стал бросать ему в лицо морскую пену со штормового моря. Перед ним появились знакомые очертания Бриджтауна.
Во время битвы его и других повстанцев разбили по всем направлениям. Они сражались храбро и защищались до последней капли крови, однако противники превосходили их по количеству и были лучше вооружены. Приказы Акина держаться вместе и сражаться в упорядоченных рядах остались неуслышанными. Если бы повстанцы подчинились ему, то могли бы победить. Трусость испортила все и вызвала гнев богов. Оказавшись в трудной ситуации, они стали думать только о своей шкуре и бросились искать спасения в кустах. К своему стыду, он тоже укрылся в зарослях, когда был убит Дапо. Тем самым он выполнил последнюю волю Абасса, которому пуля попала в спину.
– Берегись ворона и огня, – прошептал старик, прежде чем навсегда закрыть глаза. – Не сражайся. Спрячься.
Акин тогда не мог поверить, что это был хороший совет. В конце концов, устами Абасса, возможно, говорил страх, а не сила оракула – ифа.
Но, несмотря на это, Акин повиновался ему. Как и остальные, он сбежал и спрятался, однако вскоре преследователи выследили его и схватили. Он мужественно сражался, уложив двух или трех из них, причем одного точно убил. Но преследователей было не меньше двенадцати, и они избили его так, что Акин потерял сознание. Когда он снова пришел в себя, то уже был связан по рукам и ногам. Они рывком поставили его на ноги и погнали перед собой, словно непослушного быка, запряженного в плуг. Иан, которого они тоже поймали, мелкими шажками передвигался позади него, связанный точно так же, как и он, однако пребывавший в гораздо худшем состоянии. Белые зверски избили его, все лицо Иана было окровавлено, а глаза распухли так, что превратились в узкие щелочки. Передвигаясь, он жалобно стонал, время от времени спотыкался и падал, но мужчины рывком ставили его на ноги и толкали дальше. Затем их пути разошлись. Иана погнали в другую сторону, а Акина отволокли на площадь перед резиденцией губернатора. Там они окружили его, а один из них побежал, чтобы позвать Джереми Уинстона.
– Давайте сразу же повесим его! – крикнул кто-то.
– Нет, он – предводитель бунтовщиков, повесить – это слишком мало для него!
– Кроме того, он принадлежит Гарольду Данмору! Это он убил жену Данмора. Данмор должен присутствовать при этом!
Немного позже появился губернатор; его седые волосы были растрепаны, на лице застыло озабоченное выражение. Его сопровождал племянник Юджин. И вдруг по рядам преследователей прокатился беспокойный рокот. Прибежали еще какие-то мужчины, они что-то кричали, но из-за ветра Акин не сразу понял, о чем речь. Затем распространившаяся новость дошла и до него. Поднялся шум, все дико орали, перебивая друг друга, и, казалось, никто не знал, что делать дальше.