Универсальное средство (сборник)
Шрифт:
А ты сам их видел? – спрашивал внук.
Нет, – отвечал дедушка, – мне точно так же показывал кубик мой дед. Но и он не видел других цветов, кроме серого.
Как же отличить их? – спрашивал маленький Сэн.
Посмотри на грань, обращённую к солнцу, – сказал дедушка. – Она светлее прочих. Потрогай её пальцами. Она теплее. Теперь представь, что эта грань другого цвета. И называется он красным.
Он теплее остальных, – прошептал маленький Сэн.
Правильно, – ласково кивнул дедушка. – А теперь посмотри на противоположную грань. Она темнее и холоднее других. Такой
А если я посмотрю на солнце? – спросил маленький Сэн. – Какой цвет я увижу?
Самый яркий цвет – это цвет светила, – ответил дедушка. – Он может быть не таким тёплым сам по себе, но он самый яркий. Такой цвет называют жёлтым.
Понимаю, – прошептал маленький Сэн. – Я постараюсь запомнить: красный, жёлтый, фиолетовый…
Так он разговаривал с дедом, когда был маленьким, и ему удавалось выбраться к нему с родителями: дед жил в дальней деревне. Позже, подростком, он ещё несколько раз бегал к нему. Но дед не мог рассказать ничего нового.
А потом дед умер, ушёл в землю и превратился в неё. И Сэну пришлось остаться одному, в окружении бесчисленных вопросов.
И он решил отправиться в дальний путь, чтобы посетить те места, где не бывал никто – ни из их деревни, ни из самой дальней, ему известной.
Никто не препятствовал его уходу: в своей деревне он считался странным и непонятным, и даже девушки, проявлявшие к нему вполне определённый интерес, после нескольких проведенных с ним часов, покидали его и никогда больше не общались. Потому что его интересовало то, что им никогда не приходило в голову.
Мать сначала отговаривала его, но потом оставила попытки: он ведь пообещал, что вернётся. Да и что могло случиться с человеком, пусть даже и в самых дальних местах? Хищных зверей нигде не водилось, разбойники тоже не встречались: что отнимать, если у всех всё есть? Еда, одежда, крыша над головой – всё это мог добыть кто угодно, не отнимая ни у ближнего, ни у дальнего. Тем более что в дорогу никто не надевает лучшую одежду, заказанную у мастера, а обходится тем, что сумеет сделать сам.
Мать положила в котомку продукты, выращенные на их участке – чисто символически. Потому что потребности в еде никто по-настоящему не испытывал: проголодавшемуся достаточно было поднять горсть почвы из-под ног, или сорвать ветку – если лень наклоняться – и утолить голод и жажду. Тем более что вкус у всего всегда одинаковый: у почвы, у ветки, или у тех животных и птиц, которых ели по большим праздникам, и тоже чисто символически. Но почему-то питаться почвой и ветками было не принято. Во всяком случае, среди людей.
Почему ели животных и птиц? Потому, что так, наоборот, было принято. Так положено: на праздник съедать какое-нибудь животное или птицу.
Впрочем, если кто-то не хотел расставаться с полюбившимся животным, особенно если чьи-то маленькие дети привыкали, например, к овечке, которая катала их на спине тот мог пойти к животноробу и заказать точно такую же, или другую. Но и то лишь в том случае, если не получается вылепить самому из той же почвы, или из надоевшего куста у ограды, или из старого бабушкиного сундука, забытого в дальнем углу чулана.
Продукты Сэн взял на всякий случай: вдруг удастся дойти до мест, где растут зелёные травы, колышется жёлтая пшеница, и бродят разноцветные животные. Как можно будет есть такую красоту?
Но время шло, разноцветной страны не встречалось, а тащить за спиной тяжёлую котомку начинало казаться нелепостью.
Он шёл и думал: как удивительно, что окружающее может иметь различающиеся цвета (и что такое цвета? Да, дедушка рассказывал, но всё равно: представить их практически невозможно). А люди, какие там люди?
Он думал о населяющих разноцветную местность людях, и сердце его билось особенно часто и сильно.
Он отправился в путь рано утром, когда взошло солнце, и окружающая чернота сменилась привычной серостью.
Он шёл, думал и удивлялся: всё разное? Небо, птицы, угадать которые сейчас можно лишь по движению. И всё – разное!
Он ночевал, где придётся, иногда под открытым небом, а иногда, особенно если начинал идти дождь, делал убежище в стволах деревьев. Просто раздвигал ствол и входил внутрь, приминая ствол изнутри и устраивая пещерку. Но утром обязательно восстанавливал ствол в прежнем виде: дерево должно расти так, как привыкло. И вдруг никто не захочет больше ночевать в этом дереве?
Однажды он вышел на склон холма, под которым протекала широкая река.
Вид с холма так понравился Сэну, что он решил задержаться на несколько дней, и слепил избушку. Прямо из того же склона. Заодно и площадку для избушки выровнял.
Избушка вышла неказистой, покосившейся, но он решил оставить её на склоне. Может, придётся возвращаться назад, и тогда он снова в ней переночует. А может, и проживёт несколько дней.
Он побродил немного в окрестностях, и встретил человека, который сидел на обочине дороги и что-то делал со своей головой.
Сэн подошёл поближе. У ног человека глубилась большая яма, а он продолжал зачерпывать оттуда массу, лепить на голову и уминать там, стараясь сохранить прежние пропорции. Для удобства работы одна рука у человека была длинной: он доставал ею глину, а другая короткой: ею он укладывал глину на голову.
Для чего ты это делаешь? – спросил Сэн.
Я хочу стать самым умным, – ответил человек.
Да? – удивился Сэн. А зачем?
Ну, как же, – усмехнулся человек. – Всегда приятно в чём-то превосходить других. Тем более что это так просто: достаточно увеличить голову.
Разве это поможет? – недоумённо пожал плечами Сэн. – Везде ведь одно и то же, и ты всё равно весь состоишь из той же самой глины. Больше у тебя голова или меньше – не имеет значения. Ума от этого не прибавится.
Вот видишь, насколько ты глуп, – самодовольно усмехнулся человек. Он решил немного просветить Сэна. – А всё потому, что голова у тебя маленькая. Как видишь, я беру глину из глубокой ямы. Это означает глубину моего знания. А голова находится выше всех других органов человека. И, увеличивая её, можно добиться значительного увеличения количества знаний, подняться на самую вершину, стать умнее всех.