Универсант Людмила
Шрифт:
Я поняла, что ему очень трудно не произносить такие слова. Это просто серьёзное испытание для него! Мы стали друзьями. Он познакомил меня со своей супругой, к которой очень нежно относился.
Он бывал у нас на конференциях. Помню, приехал на наш философский съезд, выступил прекрасно, а в заключение сказал: «Как прекрасно, дорогие товарищи, но трудно, когда вечером ложишься спать с одной, а утром просыпаешься с другим…»
Ну
Виктор Степанович в своё время окончил провинциальный вуз, не очень хорошо учился. Но у него была удивительная жизненная мудрость. Как-то он мне говорит: «Ну всех критикуешь! Что, все так плохо говорят? (Он знал, что к речи Бориса Николаевича Ельцина у меня были замечания. И к речи Михаила Сергеевича Горбачёва тоже.) Но я-то, я-то как говорю?»
Я отвечаю, что я специалист по фонетике. «Ну хорошо, а что, у меня нет ошибок в фонетике?» Я отвечаю: «Есть, почему же. Вы, например, говорите акадЭмики, а надо – акадЕмики».
Он задумался ненадолго, секунд на 30 может быть, и вдруг говорит: «Ты мне объясни, почему антЭнна (то есть т твёрдое) правильно, а акадЭмики — неправильно?»
Вот вы можете себе представить, что Виктор Степанович, не имея никакой филологической подготовки, сообразил, что т и д – звуки близкие. И ведь действительно его вопрос требует серьёзного объяснения. Я рассказала ему о судьбе отдельных слов, о становлении этих сочетаний и т. д. Потом много раз мы с Виктором Степановичем и его супругой встречались, она мне очень нравилась.
К концу жизни, когда он был уже серьёзно болен, он пришёл на ассамблею «Русского мира». Немножко опоздал. Я сидела сбоку, чтобы вскоре выйти на сцену и открыть ассамблею. Виктор Степанович подошёл в темноте, положил мне руку на плечо. Я встала, посмотрела на него (а у него уже не было волос, потому что он проходил химиотерапию). Я сказала ему: «Виктор Степанович, дорогой, Вы не представляете себе, как мы рады Вас видеть! Ваше имя вписано в нашу историю, потому что именно Вы вернули нашему Университету подлинный год его основания». Он посмотрел на меня и сказал: «Слушай, Людмила, ты думаешь, я с волосами и мозги потерял, что ли?»
…Если бы не Виктор Степанович Черномырдин, ещё очень долго я доказывала бы всем, что старейший университет в России – Петербургский университет
Вот такой он был человек. Я думаю, что, если бы не Виктор Степанович Черномырдин, ещё очень долго я доказывала бы всем, что старейший университет в России – Петербургский университет. Человек совершенно удивительный, необыкновенный, я ему очень благодарна за чуткость, доброту, умение вникнуть в проблему.
Рада тому, что в моей жизни был Виктор Степанович Черномырдин.
– В каких отношениях Вы были с Борисом Николаевичем Ельциным? Помогал ли он Вам в те годы?
– С Борисом Николаевичем Ельциным мы тоже встречались много раз. Но поскольку я считала своим долгом сразу говорить об Университете и его проблемах, то Борис Николаевич встречал меня словами: «Помню-помню, 286 зданий… не хватает финансирования…» И конечно, помогал, если я к нему обращалась.
На каком-то съезде ректоров я выступила с критикой руководства, и Борис Николаевич вдруг при включённом микрофоне говорит: «Слушай, ты за что меня ругаешь? Я ведь тебе вчера орден подписал!» Оказалось, что накануне он действительно подписал документы о моём награждении орденом Дружбы.
Борис Николаевич встречал меня словами: «Помню-помню, 286 зданий… не хватает финансирования…»
Последняя моя встреча с Борисом Николаевичем… мне до сих пор за неё как-то неловко… Шёл приём в Кремле. Столик, за которым я сидела, находился рядом со столиком, за которым сидел Борис Николаевич с Наиной Иосифовной. Они не могли остаться до конца вечера – Борис Николаевич уже неважно себя чувствовал. Они поднялись, чтобы уйти. И я поднялась, чтобы мой стул не мешал им пройти, и вдруг сказала: «Борис Николаевич, Вы помните…» И увидела глаза Наины Иосифовны. И почувствовала, как нехорошо было о чём-то говорить с ним в этот момент. Я не осознавала тогда, насколько плохо он себя чувствовал… А он, пожав мне руку, сказал: «Не волнуйся, всё будет хорошо».
Конец ознакомительного фрагмента.