Университет
Шрифт:
— Ладно, проехали! — крикнул Ян и мотнул головой: дескать, не важно. Бакли явно не слышал его, а пробовать перекричать гитару Джимми Пейджа было безнадежным делом.
Через пару минут песня закончилась. Бакли выключил магнитофон и покосился на Яна.
— Ты знал этого парня?
— Какого парня? — удивленно уставился на товарища Ян.
— Самоубийство.
— Самоубийство? Ничего не слышал.
— Не слышал? Ну ты, старик, даешь! Ты сегодня в университет уши забыл надеть? Студент геофака. Сиганул из окна естественно-научного корпуса. Ты что, не видел целую толпу полицейских и "скорую помощь"?
Ян отрицательно
— Нет. Я целый день провел в Нейлсон-холле.
— Ив новостях об этом говорили. Ума не приложу, как ты мог пропустить!
— А-а, теперь припоминаю: я слышал, как студенты обсуждают чью-то смерть!
— Господи Иисусе, ты как с другой планеты! На университет может бомба упасть, а ты и не заметишь!
— Чего еще ожидать от рассеянного профессора? Они ехали по центральной улице на территории университета. Бакли рванул на желтый свет, так что их едва не подрубила машина справа. Бакли ругнулся и спросил:
— Куда сунемся в первую очередь?
— В "Блокбастер мьюзик".
— Хорошо. Пусть будет "Блокбастер мьюзик". Они повернули сперва направо — на Первую улицу, затем налево — на Дубовую. Здесь, в отличие от традиций восточного побережья, не было буферной зоны между университетской территорией и городом — никакого пояса роскошных колониальных особняков из красного кирпича вокруг университетских зданий, никакого забора с чугунными воротами, которые преграждают въезд в храм высшего образования. Территория университета начиналась внезапно — как продолжение оживленной городской улицы тридцатитысячного городка Бреа, сразу за мини-маркетом.
"Тандерберд" проезжал мимо университетской автостоянки, забитой машинами — свет фонарей играл на окнах и капотах. Но там не было ни единого человека, даром что в такое время хотя бы пара влюбленных голубков должна целоваться после вечерних занятий. Нет, машин было до черта, но рядом ни единой живой души. Поэтому стоянка выглядела пустынной, заброшенной, страшной. А на фоне добродушных уютных двухэтажных особнячков высокие здания университета казались зловещими, надменными, даже угрожающими.
Ян отвел глаза от этих неприятных темных громад.
— Ну, будем надеяться, что я найду-таки "Влюбленных женщин", — сказал Бакли. — Иначе я в заднице.
— Да-а.
Бакли покосился на друга и спросил:
— С тобой все в порядке? Ян заставил себя улыбнуться:
— Лучше всех.
— Ну и отлично. Давай побыстрее отыщем оливер-ридский член.
Глава 4
1
Не будь этот семестр последним и не нуждайся она в большем количестве прослушанных курсов для получения диплома, Шерил Гонсалес никогда бы не записалась на семинар по маркетингу профессора Мэррика. По слухам, на сухих информативных лекциях толстокожего зануды без чувства юмора можно было заснуть от тоски, а его контрольные работы отличались особенной длиной и въедливым интересом к пустяковым деталям. Но лишь начав посещать семинары профессора, она почувствовала весь мерзкий садизм его натуры. Оказывается, слухи даже преуменьшали педантизм и толстокожесть Мэррика.
Всеми "прелестями" его характера Шерил могла "насладиться" еще тогда, когда записалась в список кандидатов на посещение семинара. Кандидатов было шесть, а свободных мест осталось только
А его первое занятие закончилось не в девять, как полагалось, а в девять пятнадцать.
В девять пятнадцать! Первое занятие!
Тогда как нормальные профессора при первой встрече со студентами отпускали их за полчаса до времени официального окончания лекции.
Шерил поняла, что несладко ей придется в этом семестре. Мэррик ее помучает!
Сегодня вечером профессор явно шел на рекорд — уже девять тридцать, а он все что-то бубнит с кафедры. Несколько храбрецов тихонько покинули аудиторию через пару минут после девяти, но Мэррик проводил каждого дезертира таким кровожадным взглядом, что Шерил про себя решила: у профессора хорошая память на лица, и ввиду предстоящего экзамена не стоит лезть на рожон.
Поэтому, как и прочие трусы, девушка осталась на месте, хотя ее мочевой пузырь грозил лопнуть. Когда-нибудь этот старый дурак должен же закончить!
Как только Мэррик сказал, что следует прочитать к следующему занятию, и распустил группу, Шерил пулей устремилась в туалет.
Потом, моя руки, она рассматривала в зеркале свое бледноватое лицо. Как ни странно, в этом семестре Шерил чувствовала себя старухой. Не взрослой — взрослой она стала ощущать себя уже в старших классах школы. Она ощущала себя ветхой, усталой, как будто жизнь уже пошла под гору. Дело идет к тридцати, а она никак не окончит университет, все еще студентка. В таком возрасте ее мать была уже шесть лет замужем и имела четырехлетнего ребенка.
Шерил вытерла руки бумажным полотенцем. Сегодня утром, когда она шла в редакцию "Сентинел", две первокурсницы, глядя на нее, захихикали. Это было не ново. Ее вид частенько вызывал смех у других студенток. У Шерил были весьма передовые, хотя и своеобразные представления о моде, непонятные для глупых насмешниц. В сочетании с неряшливостью из-за недостатка времени ее наряды производили комическое впечатление. Однако на этот раз предметом зубоскальства стала не ее одежда. Нет, сейчас первокурсницы осмеяли Шерил как представительницу другого поколения — был осмеян весь ее стиль, от прически и макияжа до манеры одеваться и походки. До нее вдруг дошло, что "альтернативное" движение времен ее учебы в старших классах — дело давнего-предавнего прошлого. Когда-то они ниспровергали вкусы взрослых, но нынешняя молодежь смотрит на них как на замшелых консерваторов и чудаков. Точно так же она школьницей смотрела в свое время на тридцатилетних длинноволосых нечесаных и немытых хиппи.
Это в высшей степени неприятно — вдруг обнаружить, что из авангарда ты вылетела в арьергард, из эпатирующе модной девушки превратилась в старую калошу. Ощущение неуютное, отвратительное.
Но, с другой стороны, обратной дороги нет. Она уже выбрала свой стиль и не сможет его изменить, не сумеет подстроиться под современность. Надо или упорствовать в своем прежнем стиле, или... или признать, что на протяжении многих лет она заблуждалась. Изменить славному прошлому было все равно что перечеркнуть его. А значит, в глазах совсем молодых она так и останется руиной прошлой моды...