Университеты
Шрифт:
Вооружившись канцелярскими кнопками, скрепками, клеем и ножницами, Мишка принялся выстраивать в комнатушке бумажный хаос.
– Времени у нас немного, – невнятно пробубнил он, зажимая в зубах карандаш и с вдохновенным видом скрепляя меж собой листы бумаг, – помимо англичан…
Он прервался, и сщёлкнув таракана со стены, начал крепить фотографии по сложной схеме, соединяя их меж собой то листочками с нарисованными схемами и именами, а то и просто вычерчивая карандашом прямо на облезлых обоях.
– … африканеры, будь они неладны, – продолжил брат, не прекращая работу, – Хольст из союзной фракции, хоть в этом повезло. Сегодня, может завтра ещё, и всё – утечёт информация не в те руки.
– Агентура? – поинтересовался я, наблюдая за вдохновенной работой брата, взявшегося натягивать упаковочный шпагат прямо под низким потолком.
– Если бы… – сморщил Мишка нос, наматывая шпагат на гвоздь и обрезая лишнее, – свои же! Говорю же – фракции! Свыше двухсот человек в делегации, да учти неизбежные случайности и родственные связи.
– Против нас… подержи, – стопка листов легла мне в руки, – всё, давай сюда. Против нас сразу несколько африканерских фракций по сути играют. То ещё кубло змеиное! Первые скрипки традиционалисты с англофилами играют, ну и по мелочи – каждой твари по паре.
– А за нас?
– Промышленники в основном, ну и часть военных.
– Сниман, – кивнул я понимающе, – ты у него за талисман!
– Не без того! – хохотнул брат, развешивая на верёвке листы в определённом порядке, – Ещё Де Вет, Де ла Рей.
– А Луис Бота што?
– Луис Бота сторонник примирения с британцами, так вот, брат!
Я присвистнул и замолчал, пытаясь уложить услышанное в голове.
– Политика, – кривовато улыбнулся Мишка, – он не самый плохой человек, но похоже, искренне считает, что бросив нас англичанам, как кость, буры смогут избежать новой англо-бурской.
– А они смогут? – поинтересовался я, на что Мишка только плечами пожал.
– Самое же паскудное… вот, – брат щёлкнул ногтем по фотографии Крюгера, повисшей на булавке, вколотой в сырые обои.
– Против нас? – ахнул я, прикусив губу и по-новому глядя на дядюшку Пауля, надменно взирающего на меня с плесневелой стены.
– Угум.
– И сильно мешает?
– А… – Мишка махнул рукой и выдохнул с силой, но после недолгого молчания всё-таки соизволил высказаться:
– Сильно! Авторитет у него… сам понимать должен! А вишенка на торте – мы против него в открытую играть даже не можем, так-то. Не поймут! Он сейчас не только у африканеров, но в Европе популярен донельзя. Веришь ли, одних только сортов мыла в честь его больше десятка уже назвали! Не сговариваясь, понимаешь? Мыло, алкоголь и Бог весть, што ещё. Я этими подсчётами не увлекаюсь, но веришь ли – оторопь взяла, как список ненароком увидел! В аршин длиной!
– Самый популярный и уважаемый человек в Европе, – прерывисто вздохнул брат, дёрнув щекой, – и против нас, понимаешь? Да ещё так выворачивает, што всё ты понимаешь, а грязью распоследней себя чувствуешь – будто и не тебе гадость сделали, а ты!
– Даже так? – сощурился я, склоняя голову набок.
"– Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы [3] " – с грузинским акцентом озвучило подсознание. Ну… всё может быть!
– А если… – провожу ногтем поперёк фотографии, на что брат будто воздухом подавился. Вытаращив было глаза, он открыл рот… закрыл и задумался.
3
Фразу эту приписывают Сталину, но на самом деле она принадлежит писателю Анатолию Рыбакову, вложившего её в уста Иосифа Виссарионовича в романе "Дети Арбата".
– Не сами, – уточняю на всякий случай, – идею кому подать через третьи руки, ну и так… хм, помочь.
– Да эт понятно, што не сами, – сказал Мишка пришибленно, – Если, говоришь… хм… За нами следят, а вот если кому не просто идею, но и подтолкнуть, это уже может интересно выйти.
Встряхнув головой, он снова принялся за работу, но то и дело косился на фотографию Крюгера, кусая губы.
– Как-то так, – отряхнув ладони, сказал брат, обозревая развешенные по всей комнате фотографии, схемы, какие-то графики и прочее.
– Всё это, – он щёлкнул пальцем по ближайшему листу, – тебе нужно если не выучить наизусть, то как минимум понять общий принцип. Кто в каких фракциях, и хотя бы немного – почему.
– Так… ну-ка – давай, озвучь свои выкладки.
Подобравшись, и как-то очень по-военному оправив складки потрёпанного пиджака, Мишка начал разъяснять – кто, почему, и самое сложное – родственные и дружественные связи, бившие порой в африканских реалиях любую логику.
– Нам бы ночь простоять, да день продержаться, – выдохнул я после короткой лекции.
– День… – усмехнулся брат, – лет десять, никак не меньше! и это при самых благоприятных условиях.
– Н-да? При благоприятных условиях, иммиграция к нам из одной только России за десять лет составит как бы не поболее миллиона!
– А заводы? – парировал брат, – С ноля, в чистом поле! Стрелять из чего этот миллион будет? Из палок? Даже если сразу экономику под оборону ладить, а самим с голой жопой ходить, и то не успеваем! Дам тебе потом расчёты и выкладки, сам пересчитаешь. Одна только технологическая цепочка пороховых заводов чего стоит! Представляешь?!
– Представляю.
– А… ну да, ты же инженер де-факто, – чуточку успокоился Мишка, – На што бы сам сделал ставки?
– На импорт мозгов.
– А зачем европейским… – начал было брат и замолк, – а вот с этой стороны мы и не подумали!
– Чем сильнее будут давить студентов в Российской Империи…
– Чем хуже, тем лучше [4] ! – перебил меня брат, упав на стул, – Япона мать! Сроду представить не могу, што буду желать такого…
Кривенькая моя усмешка отзеркалилась на его лице.
4
Чем хуже, тем лучше. Стало популярным в своем известном, политизированном смысле благодаря Ф. М. Достоевскому (1821–1881), который использовал это выражение в романе (ч. 3, гл. 9) «Униженные и оскорбленные» (1861).