Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
Глава восьмая
ВЕРСАЛЬСКИЙ ФИНАЛ
ЕВРОПА
Многим было ясно, что Вильсон может не выдержать испытания — это был человек с подорванным здоровьем. На борту возвращающегося в Европу «Джорджа Вашингтона» у Вильсона развилось то, что казалось тяжелой простудой. У него было воспалено горло. Несколько дней Вильсон пролежал в постели в своей каюте. И даже обвинил доктора в ошибочном диагнозе. Вопрос о Лиге Наций стал идефикс президента. Среди бушующего моря он пишет полковнику Хаузу: «Население Соединенных Штатов несомненно выступает в пользу Лиги Наций, но существуют многочисленные силы, настроенные против этой идеи, и вы должны постоянно об этом помнить».
Несколько
Океанский переход был коротким. Еще в Париже президент поклялся противиться любым изменениям в уставе Лиги Наций. Менее жесткий Хауз процитировал Э. Берка: «Управление — это искусство компромисса». Президент тогда засмеялся, но погрозил пальцем. «Позвольте мне единожды, — сказал он, — не согласиться с вами и Берком, если вы верно его процитировали. Я пришел к заключению, что, в жизни не добьешься ничего стоящего, если не будешь отчаянно за него бороться». Именно в таком настроении президент провел февраль и часть марта в США. В таком же настроении он возвращался в Париж. Итак, бороться на двух фронтах — против желающих принизить роль США в Европе (французы открыто ликовали, видя серьезную сенатскую оппозицию идущему своим курсом президенту) и против изоляционистов в США.
Тринадцатого числа Вильсон увидел на горизонте Брест, где его ждал полковник Хауз. Советник и друг горел желанием поделиться информацией, ведь эти дни принесли столько нового. Хауз постарался в отсутствие президента установить контакт с главными действующими лицами дипломатической драмы. Его деятельность получила самые разноречивые оценки различных лиц. Представляют интерес суждения его коллег. Двое членов американской делегации — генерал Блисс и Уайт — полагали, что Хауз находится под чрезмерным влиянием Клемансо. Насколько видится это сейчас, Хауз постарался приложить максимум усилий в стиле американских дипломатов — мастеров компромисса. Он развил лихорадочную активность, шаг за шагом сближая взгляды сторон. Возможно, что с определенной точки зрения он достиг впечатляющих результатов. Но, с другой стороны, учитывая стремление Вильсона не вступать в типичную европейскую «торговлю», Хауз в некоторой степени скомпрометировал американскую позицию.
Трудно судить Хауза: оставленный Вильсоном базовый документ — «14 пунктов» — не позволял давать достаточно четкие ответы на вопросы англичан, французов и итальянцев по конкретным проблемам мирного урегулирования. Наиболее значительная из идей, переданных Хаузу Вильсоном, — фактический приказ противостоять «докладу Фоша» (требовавшего ужесточения обращения с Германией, предъявления ей суровых экономических и территориальных условий). Вильсон и Хауз хотели «открыть» Германию для американской продовольственной и иной помощи, с тем чтобы увеличить свое воздействие на всю европейскую ситуацию (и, в частности, чтобы поддержать германскую буржуазию в этот сложный Для нее час социального подъема трудящихся масс).
Хаузу в отсутствие президента пришлось противостоять желанию Клемансо создать демилитаризованную Рейнскую республику. В сложных переговорах Хауз сумел выстоять «на Рейне», но согласился с французским вариантом решения саарской проблемы. Было решено передать Данциг Польше, а Люксембург — Бельгии. В сложном клубке территориальных и прочих противоречий Хаузу было нетрудно сделать шаги, которые не понравились Вильсону.
По прибытии «Джорджа Вашингтона» в Брест президент сам принялся задело. Присутствующие (в частности, бывший посол Жюссеран) нашли его бледным и сосредоточенным. Церемониальный осмотр войск не интересовал Вильсона. Он спешил удалиться с Хаузом в вагон поезда, направлявшегося в Париж. В те недолгие часы, когда специальный состав мчал американского президента в столицу Франции, Вильсон и Хауз обсудили состояние дел на двух полях битвы — на мирной конференции и в сенате.
Хауз увидел «нового» Вильсона, ожесточенного и полного мрачной решимости. Именно в эти дни Вильсон признался жене, что дипломатическая игра во многом разочаровывает. Складывалось впечатление, что реальна необходимость пересмотреть частично уже согласованный устав Лиги Наций, находящийся под ударами критики и на конференции, и в США. По крайней мере французы требовали более жестких гарантий от восстановления германской мощи, чем обещание прийти на помощь в сложную минуту. Им было видно, что, уклоняясь от более жесткого подхода к Германии, Вильсон стремился к созданию некоего франко-германского равновесия. Абсолютное доминирование Франции в Западной Европе его не устраивало. Понятно, что Клемансо и ведшему переговоры с американцами А. Тардье не импонировали настроение и позиции американцев.
В ПАРИЖЕ
Тем временем поезд с американским президентом прибыл к вокзалу Инвалидов 14 марта 1919 г. Разительный контраст не мог ускользнуть от Вильсона: три месяца назад его встречали не так. Тогда он был «спасителем Франции». Теперь же враждебные голоса утверждали, что союзники не могут наказать Германию только из-за упорного стремления Вильсона утвердить в Европе свой порядок.
Мнение западноевропейцев о Вильсоне теперь часто звучало убийственно. «Нельзя понять характер и политику президента Вильсона, если мы не уделим внимания той черте фанатического мистицизма, которая искажает в нем академическую способность к рациональному мышлению. Его детское суеверие в вопросе о счастливом тринадцатом числе (чертовой дюжине) является симптомом мистицизма, который временами носил почти патологический характер… Ему кажется, что мириады глаз смотрят на него как на пророка, пришедшего с Запада, как на человека, избранного Богом, чтобы возвестить миру новые заповеди и новый строй… Утверждение, что президент Вильсон тщеславен, упрям, сектант и замкнутый человек, недостаточно. Он также человек, которого преследуют навязчивые идеи, он — одержимый».
Ощущая перемену психологического климата, президент Вильсон искал утешения в упорной работе. Наступала новая фаза в вильсоновской дипломатии. Атакуемый политическими соперниками дома, потеряв долю уверенности в полной реализации своих планов в Европе, оттолкнув (вольно или невольно) прежде лояльных сотрудников, президент Вильсон решил частично пожертвовать догмой, рискнуть частью своего тщательно созданного ореола и начать реальные переговоры с двумя сильнейшими партнерами по переговорам: с крупнейшей морской и колониальной державой — Англией и обладательницей величайшей сухопутной армии — Францией. В сверхклуб избранных периодически допускался итальянский премьер Орландо, а иногда, когда требовалось, приглашались специалисты.
Эта работа велась уже не в роскошном дворце Мюрата, а в более скромном особняке на площади Америки. Время не терпело промедления. Уже в первый день Вильсона ожидал Ллойд Джордж, а после обеда к ним присоединился Клемансо. «Тройка» провела трехчасовое заседание в обстановке полной секретности в приемной супруги полковника Хауза.
Клемансо помог двум членам Общества Лиги Наций — Леону Буржуа и Ларноду — выступить с идеей непринятия американских поправок, в случае если Франция не реализует двух условий: безопасные границы и военные гарантии. В речи, произнесенной в Национальной ассамблее, министр Клотц добавил еще одно условие: Лига Наций будет гарантировать упорядоченность мировым финансам. В отличие от американцев и англичан французы стремились связать экономические, территориальные и военные вопросы воедино.
Итальянцы практически не интересовались проектом международной организации, все, что им нужно было, — так это благоприятные для них границы на севере «сапога» и на северо-востоке. Это было уже зафиксировано в процессе вхождения Италии в войну в 1915 г. Величайшую страсть итальянцы проявляли лишь тогда, когда речь заходила о порте Фиуме. Рим желал получения земель, где большинство населения не были итальянцами, и итальянцев принцип национального самоопределения интересовал не столь уж интенсивно.