Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
Граф Михали Карольи, занимавший сразу три поста — президента, премьер-министра и министра иностранных дел новой Венгрии, — не сумел предотвратить распад «большой Венгрии». В весьма краткое время чешская, сербская и румынская армии оккупировали три пятых венгерской части прежней Австро-Венгрии. Возобладавшие инсургенты в Белграде 13 ноября 1918 г. вынуждены были согласиться на новые демаркационные линии и новые границы. Французы вначале пытались приостановить этот процесс расчленения Венгрии — ведь это была зона французской ответственности, определенная Высшим военным советом союзников. Но французы фактически не могли остановить начавшийся процесс. Расположенных неподалеку французских войск было немного. Вначале они встали на сторону Карольи, но противостоящий блок чехов, югославов и румын был несравненно более мощным.
На Кэ д’Орсе решили сделать благо из неизбежного. По схеме Филиппа Бертело (осью которой было противостояние немцам и большевизму) указанные три побеждающие страны создавали cordon sanitaire против Германии и России. Бертело выдвинул идею «вала» от Балтийского до Черного моря. С помощью Франции и возрожденной Польши, полагали в Париже, галльская дипломатия будет доминировать в Восточной Европе, сдерживая Германию и Россию. Хорошо было лишь на бумаге. В реальной жизни победоносные соседи Венгрии нарушали все соглашения и увеличивали свои территории, что для Будапешта обесценивало всякую опору на Францию. Все новые уступки требовали западные военные наблюдатели во главе с французскими генералами от поверженной Венгрии. И здесь геополитический фактор возобладал. Ультиматум французов от 20 марта 1919 г. расколол венгерское правительство.
Дезавуированный Карольи обратился к революционно настроенным социал-демократам, а те, видя, что только Россия может изменить региональный баланс сил, обратились к венгерским большевикам (сидевшим, между прочим, в тюрьме). Их лидер Бела Кун стал фактическим диктатором Венгрии. 24 марта 1919 г. было сформировано советское правительство Венгрии на более чем три месяца.
Германия бурлила, приближаясь к порогу мощного революционного переворота. Творцы мира в Париже должны были рассматривать свои действия уже в новом историческом измерении. Новый мир грозил сокрушить старый эксплуататорский со всей его дипломатической машиной. Было о чем задуматься столпам Запада в марте 1919 г. Клемансо увидел в общем ухудшении положения залог успеха: «Это заставит нас ускорить выработку общего соглашения»[589].
ГРАНИЦЫ
В начале апреля 1919 г. Вильсон слег. Этот месяц был посвящен главным территориальным проблемам. Франция сражалась как лев за свои восточные границы. За те, споры по которым столько раз приводили к войне. Осложнений было более чем достаточно. Еще одна жертва — Бельгия требовала изменений границ и с Германией и с Люксембургом. Но осевой проблемой было желание Франции создать разделяющий Францию и Германию Рейнланд. Постепенно все большую жесткость принимала поддержка Францией своих восточных антигерманских соседей — Польши и Чехии. Яростно столкнулись две идеи: американская самоопределения и французская санитарного кордона. Это противоречие било по самым уязвимым местам британской политики, по самой главной проблеме: до какой степени Британия должна вмешиваться в европейские дела. Это противостояние изолировало итальянцев — те думали только о длине своего адриатического побережья. Этот американо-французский спор столкнул идеалистов, веривших в единые, общие принципы, и суровых реалистов, предлагавших прежде всего посмотреть на политические карты.
Идея «свободного Рейнланда» процвела в короткое время — между 14 и 18 апреля 1919 г., когда Ллойд Джордж отсутствовал (занятый внутренними делами), а Вильсон еще не пошел ва-банк против новых германских государств. Клемансо готов был пойти на многое ради создания нейтрального Рейнланда, но англосаксы ощетинились. Ему удалось добиться только демилитаризованного статуса Рейнланда. Местные жители не имели права на военную подготовку, а германское правительство на ввод туда воинских частей. Англичане и американцы пообещали Франции немедленную военную помощь в случае захвата Германией Рейнланда в смысле ввода туда воинских подразделений. Хауз был за гарантии Франции в этом случае, но все зависело от президента. И от американского сената. Американцы вступали в дело в случае «неспровоцированной атаки со стороны Германии». Клемансо был бы счастлив иметь эту оговорку при одном условии: «неспровоцированная агрессия определяется как вхождение германских войск в пятидесятикилометровую зону за берегом Рейна». Это было главное, чего хотел Клемансо и Франция.
Но даже французы не были едины. Фош не желал признавать Рейнланд частью Германии ни при каких обстоятельствах. Если немцы быстро выйдут к портам Северного моря, то англоамериканские гарантии потеряют всякий смысл. Ллойд Джордж пообещал построить туннель под Ла-Маншем. Но самым большим противником независимого Рейнланда был личный секретарь премьера Филипп Керр. Он участвовал в работе специальной комиссии по этому вопросу еще в феврале 1919 г., где он столкнулся с Андре Тардье. Керр полагался на всемирное разоружение, что и было зафиксировано в написанном им «меморандуме Фонтенбло». Весной 1919 г. «всемирное разоружение» было лейтмотивом британской внешней политики. Скептики говорили: а как же иначе, страна без постоянной армии не может иначе относиться к миллионной германской армии. Но очень многие в Британии утверждали, что немцы не вторгнутся во Францию вновь. Мы видим, как убеждает в этом французского посла в Лондоне лорд Керзон 2 апреля 1919 г.[590] После этой жуткой войны, объяснял Керзон Клемансо 17 марта, «произойдет перемена в мировой международной системе». По меньшей мере, в западном мире. Если же Германия не оставит своих мечтаний об экспансии, то полем этой экспансии будет европейский Восток[591]. Англичане были удовлетворены точкой зрения бельгийского короля Альберта, который выступил против французского военного присутствия в Люксембурге и который пришел к такому стратегическому выводу: «Германия более не будет опасной еще двадцать или двадцать пять лет»[592]. Но Клемансо сумел сблизиться с полковником Хаузом, и (с согласия президента) французы получили право пятнадцать лет оккупировать Рейнскую область. Ллойд Джордж был в ярости, но против такого тандема он выступить не мог. Клемансо постарался смягчить его недовольство: «Я не спрашиваю о многом, мне достаточно, чтобы вы оставили один батальон и флаг»[593].
Конец апреля характерен «пробуждением» итальянцев, до сих пор настолько находившихся в тени, что протокол периодически не фиксировал их присутствия. Вильсон относился к итальянцам с презрением. Американский президент никак не собирался уступать им. В данном случае принцип «самоопределения» был священен. Англичане и французы относились к Орландо и Соннино с гораздо большим сочувствием, и они безусловно поддержали бы итальянскую позицию, если бы она придерживалась условий секретного Лондонского договора. Но Орландо не мыслил мирного договора без отнятой у распавшейся Австро-Венгрии славянской Фиуме. Накал страстей перехлестнул через край: 22 апреля вся итальянская делегация покинула переговоры и возвратилась в Рим. «Четверка» стала «тройкой».
ПОЛЬША
Полковник Хауз, возглавлявший американскую делегацию в дни болезни президента, после событий в Венгрии и в Одессе заметил: «Я предпочел бы немедленный мир и возвращение к порядку, более совершенному миру, отложенному в будущее». С чем Ллойд Джордж и Клемансо полностью согласились.
Но более всего проблем вызвала снова появившаяся на политической карте Европы Польша, которую Наполеон назвал «ключевым камнем европейского свода». Едва ли нужно напоминать, что ее границы были подлинно былинными; они не существовали уже столетия.
Британские консерваторы предпочитали не вникать в характер спорных аргументов поляков; пусть здесь порядок наведут немцы. Иначе большевизм ворвется в Центральную Европу. И чтобы не было нужды в британских дивизиях.
Ллойд Джордж не был большим поклонником Польши. С его точки зрения, она заслужила свой исторический крах. Он довольно часто проводил аналогии между Польшей и Уэльсом. В обоих случаях крупные землевладельцы погубили свой край. В современном польском правительстве он видел «клику жадных феодальных лендлордов, которые вовсе не сражались во время войны вместе с Британией»[594]. Почему британский премьер должен был считать Восточную Галицию польской провинцией? Население Восточной Галиции является украинским.
Вызрел общий вопрос: согласен ли Запад воевать за спорные польские границы? Мнения на Западе разделились. Так называемый «меморандум Фонтенбло» очень критично относился к Комиссии по польским делам, чье решение признавало за Польшей полный контроль над балтийским портом Данциг и над стратегической железной дорогой, идущей от Данцига к Варшаве. Меморандум утверждал, что «данцигский коридор должен быть обозначен безотносительно к стратегическим или транспортным соображениям… так, чтобы включить в свой состав минимально возможное число немцев»[595]. Ллойд Джордж говорил «большой четверке», что не следует беспокоиться по поводу чувствительности поляков. Главным соображением является облегчить немцам возможность подписать мирный договор. Франция, если у нее будут оспаривать Эльзас, готова пойти на войну. «Но согласны ли мы воевать за Данциг?»