Унтовое войско
Шрифт:
Глотнув из чашечки, Панда от умиления закрыл глаза, крякнул и рассмеялся.
— Он считает, что пил генеральский ханьшин, — перевел Оро. — Никогда такой крепкой не пил.
Панда все никак не мог понять, что же ищут на Мангму люди белого царя, если они отказываются от соболя. От соболя еще никто и никогда не отказывался. Это хорошо знал Панда и все его родовичи. Оро сказал ему, что это воины из племени бурят, они служат правителям лоча и плывут… Куда? Он, Оро, ничего не знает.
Панда выслушал, на миг на лбу его разгладились, морщины от удивления, и он что-то приказал женщине, подававшей еду. Та скрылась,
— Вот! — сказал Панда, поднимая мушкет и хмурясь.
— Спроси, откуда у него это ружье? — обратился Ранжуров к проводнику.
— У них живет китаец.
— Как китаец? Откуда он вылупился?
— Это пленный… хороший китаец, — проговорил Оро.
— Хорошая китая, хорошая! — поддержал его Панда.
Прошлой осенью, по рассказу Панды, в стойбище байну приковылял китайский стражник. Силы его гасли. Был он в изодранном мундире, весь в синяках и крови, голодный. Приковылял и, увидев гольдов, свалился, как мертвый. Его душа выскочила из тела и побежала странствовать по тайге. Пока стражник лежал в шалаше у шамана, за душой пришельца гонялся амба [24] . Гольды слышали плач и стоны. Это плакала и охала душа, никак не даваясь амбе.
24
Злой дух
Душа возвратилась в тело пришельца и перестала плакать. Но амба долго еще караулил душу, он хотел проскочить в тело, давил больного за горло, раздувал в его груди огонь. Душа от этого не спала и не давала спать телу. Она успокоилась лишь перед холодами, когда у берегов Мангму заплавали льдинки со снегом.
Пришельца звали Цзян Дун, он из провинции Гуанси, служил артиллеристом в крепости Айгунь. Его принуждали пойти на казнь вместо богатого маньчжурца, обвиненного в убийстве. Семье Цзян Дуна были обещаны деньги для того, чтобы она смогла купить участок земли.
— Спроси старосту, можем ли мы видеть того китайца? — обратился Ранжуров к Оро.
Панда любезно закивал головой.
— Налей ему еще чашку, — велел Ранжуров Очирке. — Пускай глушит водку, раз нам добра желает.
К костру подсел Цзян Дун. Погрел над головешкой узловатые тонкие пальцы. На нем старый халат с обгоревшим подолом. Впалые щеки, грустные с поволокой глаза. Сам высокий, костлявый.
— Спроси его, почему от своих убежал? — обратился Ранжуров к Оро. — Как ему тут живется?
Проводник заговорил с китайцем. Тот отвечал непривычным для казаков писклявым лающим голосом, будто плакать собирался или жаловаться на кого-то гневному небу.
Цзян Дун подтвердил, что ему было велено командиром роты взять на себя чужое убийство. Его бы, Цзян Дуна, казнили — отрубили голову. А убийца — богатый шеньши [25] — купил бы его семье участок земли.
Казаки только таращили гляделки. Такого им слыхать не приходилось. Оро бесстрастно переводил то, о чем вспоминал айгуньский артиллерист. Проводнику, видать, все это было не в диковину.
25
Помещик
За
— Лишился кожи, — добавил китаец, — на чем же шерсти держаться?
Ранжуров поинтересовался:
— Хорошо ли тебе у гольдов?
— Всем хорошо, да у них нет риса. А даже хорошей хозяйке трудно сварить пищу без риса. Они же едят рыбу гольем, без приправы.
— Не скучаешь ли о жене, о детях?
Лицо китайца окаменело, чуть дрогнули веки.
— Что же будет с семьей за твое дезертирство из армии?
— Наш шеньши может оставить ее совсем без земли. Он такой злой, такой злой… Крестьяне уверяют, что ему, спящему, заползла когда-то в рот змея и поселилась в его теле. С тех пор шеньши, выполняя все желания заползшего в него гада, сам стал хуже змеи.
От костра летели в стылое небо и гасли искорки-светлячки. Лиственки будто отодвинулись от шалашей гольдов, шагнули на огонь — погреться хотят… Из водной расщелины, оттуда, где Амур раздвигал надвое хмурый урман [26] , начал выбеливаться мутный рассвет.
26
Хвойный лес
Ранжуров потер ладонью лоб, соображая, как ему спрашивать об Айгуньской крепости. «Может не ответить, а то еще наврет… согрешит против правды. Муравьев потом взыщет с меня же. Ну да ладно. Как-то же надо…».
И тут как раз китаец увидел капсульное ружье у Цыцикова и смотрел на ружье, не отрываясь.
— Спроси, что он знает про такое оружие?
Оро заговорил с китайцем и стал переводить.
— Про капсульные ружья они слышали, но в руках держать не довелось. У них в крепости ружья с фитилями, и тех немного. Да и выпалы делать из них мало кто умеет, хотя выбранных застрельщиков-фитильщиков обучают каждодневно всю осень… после уборки полей и огородов.
— Обучают только по осени? — спросил Ранжуров.
Заметив недоверие на лице Ранжурова, Цзян Дун пояснил, что зимой холодно, а солдаты одеты легко, весной да и летом они обрабатывают земельные участки офицеров.
— В чем же тогда видят в вашем государстве главное достоинство солдата?
— В меткой стрельбе из лука, — подумав, ответил китаец.
— И как же они стреляют, ваши солдаты?
— Отдельные солдаты и даже роты… Отлично стреляют из лука.
— Ну, а все войско? — Ранжуров широко развел руками, показывая, о чем он спрашивает.
— Манджурские восьмизнаменные войска очень плохо владеют луком… да и копьем, — неожиданно заявил китаец.
— Может ли это быть? — не поверил Ранжуров.
— Китаец: никого никогда не обманывал. Китаец всегда говорил одну правду. Грешно на меня худо думать. — Цзян Дун приложил ладони к груди и поклонился.
Старшина здешнего племени сказывал, что в Айгуне ты был приставлен к пушкам. Верно ли это? И много ли там пушек? И стреляли ли вы по мишеням?
Цзян Дун сказал, что пушки в крепости чугунные и медные, а числом не более пальцев на, руках и ногах у одного человека. И тут же добавил, что редкая пушка пригодна для стрельбы.