«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории
Шрифт:
– Знаю. Тем не менее мне жаль это слышать.
– Меня обжулили, вам понятно? Обжулили! Посредством такого омерзительного лжезаконного мошенничества, какого свет не…
– Уолдо! Не увлекайся!
– Прости, дядя Гэс. – И Уолдо продолжил, стараясь не повышать голоса: – Вам известно о так называемых патентах Хатауэя?
– Безусловно.
– «Так называемые» – это мягко сказано. Этот человек был у меня просто слесарем. Эти патенты принадлежат мне.
По мере того как Уолдо продолжал рассказ, делалось ясно, что его версия имеет под собой основания – и Стивенс это почувствовал, – но в то же
Уолдо утверждал, что эта фирма подослала Хатауэя с целью кражи и надоумила наняться на работу именно ради этого. Однако она благополучно скончалась, а все ее активы перекупила НАПЭ. «Норт-Америкэн пауэр-эйр» предложила Уолдо полюбовное соглашение. Уолдо предпочел обратиться в суд. И проиграл дело.
Даже если Уолдо прав, Стивенс не видел, как дирекция НАПЭ могла бы на законных основаниях удовлетворить его претензии. Служащим корпорации доверены деньги других людей; если бы директора НАПЭ совершили попытку уступить имущество, по всем правилам оформленное за корпорацией, любой акционер мог бы запретить им сделать это до или взыскать компенсацию лично с них после осуществления такого замысла.
По крайней мере, так это видел Стивенс. Но ведь он, Стивенс, не юрист. Его, Стивенса, это дело касается лишь в одной точке: на фирму, в которой он, Стивенс, состоит, Уолдо здорово зол, а без услуг Уолдо ему, Стивенсу, не обойтись.
Приходилось признать: слабо похоже на то, что присутствие доктора Граймса поможет изменить этот роковой расклад.
– Но это случилось еще до меня, – забормотал он. – Так что я, естественно, почти не в курсе. Ужасно сожалею по поводу всей этой истории. А бьет она сейчас по мне, потому что в настоящий момент я угодил в крупные неприятности и позарез нуждаюсь в вашей помощи.
Особого недовольства при этих словах Уолдо не выказал.
– Вот как? А о чем, собственно, речь?
В ответ Стивенс в нескольких чертах обрисовал затруднения, в которые попал с приемниками де-Кальба. Уолдо слушал внимательно. Но когда Стивенс закончил, он отозвался:
– Ага, это примерно то же, что рассказал мне ваш мистер Глисон. Разумеется, вы, будучи поближе к технике, рисуете более связную картину, чем этот распорядитель чужими деньгами. Но с какой стати вы явились с этим ко мне? Я не специалист по микроволновой технике, и у меня нет степеней в престижных институтах.
– Я пришел к вам по той же причине, по которой приходит к вам любой, кто действительно столкнулся с технической проблемой, – искренне сказал Стивенс. – Насколько я знаю, вами поставлен рекорд по решению любых задач, за которые вы брались. Этот рекорд пока никем не побит, и он напоминает мне еще об одном человеке…
– О ком? – внезапно насторожился Уолдо.
– Об Эдисоне. Он точно так же не тревожился о степенях, но зато решал все трудные задачи своих дней.
– Ах об Эдисоне… Я думал, речь о ком-то из наших современников. Несомненно, для своего времени Эдисон был достаточно хорош, – великодушно признал Уолдо.
– Я не вел точных подсчетов, кто из вас больше преуспел. Я просто припомнил, что Эдисон пользовался славой человека, который предпочитает браться за более трудные задачи. То же довелось слышать и про вас. Надеюсь, моя проблема достаточно трудна, чтобы заинтересовать вас.
– В ней что-то есть, – согласился Уолдо. – Чуточку не по моей части, но что-то есть. Однако должен сказать, я с удивлением слышу столь высокий отзыв о моих талантах со стороны служащего «Норт-Америкэн пауэр-эйр». Если этот отзыв искренен, думается, без особого труда удалось бы убедить вашу фирму в том, что это я, вне всякого сомнения, являюсь автором так называемых патентов Хатауэя.
«Невозможный мужик, – подумал Стивенс. – Мертвая хватка».
А вслух сказал:
– Вся беда была, наверное, в том, что этим делом занимались администраторы и юристы. Их вряд ли хватило бы на то, чтобы отличить в конструкторской работе дар божий от яичницы.
Такой ответ, видимо, умилостивил Уолдо.
– А что об этой проблеме говорят у вас в отделе исследований? – спросил он.
Стивенс поморщился:
– Да толком ничего. Похоже, доктор Рэмбо просто не верит сводкам, которые я ему подаю. Говорит, что такого быть не может, но при этом настроение у него падает все больше. Я думаю, что он уже несколько недель держится исключительно на аспирине и снотворном.
– Рэмбо, – протянул Уолдо. – Я помню его. Посредственный ум. Интуиции ни на грош, держится на хорошей памяти. Не думаю, что меня отпугнула бы неспособность Рэмбо справиться с задачей.
– Так вы считаете, что есть надежда решить ее?
– Притом без особых трудов. После звонка мистера Глисона я уже обдумывал этот вопрос. Вы существенно дополнили информацию, и, на мой взгляд, просматриваются по крайней мере два плодотворных направления, в которых стоит поработать. Из любой ситуации всегда есть какой-то выход в правильном направлении.
– Значит, вы примете мое предложение? – спросил Стивенс, облегченно вздыхая.
– Кто вам сказал? – изумился Уолдо. – Мой дорогой сэр, о чем вы говорите? Это был просто милый послеобеденный разговор в приятном обществе. Вашей компании я не помогу ни за что на свете. Я надеюсь увидеть, как она развалится, обанкротится и исчезнет. А то, о чем мы говорили, вполне может стать поводом для этого.
Стивенс с трудом совладал с собой. Его обвели вокруг пальца. Этот жирный ханыга попросту забавлялся, водя его за нос. Порядочности в нем ни на грош. Тщательно подбирая слова, Стивенс продолжил речь:
– Мистер Джонс, я не прошу у вас пощады для «Норт-Америкэн», я взываю к вашему чувству долга. Задеты интересы общества. От услуг, которые мы оказываем, зависит жизнь миллионов людей. Ни ваши, ни мои проблемы тут не имеют значения, эти услуги должны быть предоставлены.
Уолдо скривил губы.
– Нет, – сказал он, – на мне это, думаю, не сработает. Боюсь, что благополучие полчищ неведомых мне землероек – не моя забота. Я и так сделал для них больше, чем следовало бы. Они вряд ли заслуживают помощи. Дайте им волю, и большинство ринется обратно в пещеры и схватится за каменные топоры. Мистер Стивенс, случалось ли вам видеть, как ряженная во фрак дрессированная обезьяна откалывает цирковые номера на роликовых коньках? Так вот, мне хотелось бы, чтобы вы навсегда запомнили: у меня не мастерская, где клепают ролики для обезьян.