Упадок и разрушение
Шрифт:
– Моя фамилия Бест-Четвинд, - отрекомендовался свистун.
– Ясно. Это, значит, тебя я должен учить музыке?
– Меня. Орган у нас в деревенской церкви. Потеха... А вы что, здорово играете?
Поль счел, что в данной ситуации откровенность вовсе не обязательна, и, решив - согласно заветам доктора Фейгана - лавировать между правдой и вымыслом, сказал:
– Как никто на свете.
– А вы не заливаете?
– С какой стати? В свое время я давал уроки декану Скон-колледжа.
– Со мной придется потруднее, - хмыкнул озорник.
– Знаете, почему я играю на
– закричал он дворецкому.
– Вы почему не дали мистеру Пеннифезеру салфетки?
– Забыл, - признался тот.
– А теперь уже все - мисс Фейган унесла ключи.
– Глупости, - ничуть не смутился Бест-Четвинд.
– Сию же минуту ступайте и принесите салфетку. Вообщето он ничего, - шепнул он Полю, -главное - не давать ему спуску.
Вскоре явился Филбрик с салфеткой.
– Ты смышлен не по летам, - заметил Поль.
– Капитан Граймс думает по-другому. Он говорит, что я самая настоящая дубина. Это здорово, что вы не похожи на капитана Граймса. Вульгарный субъект этот Граймс, скажете - нет?
– Ты не должен рассуждать при мне о преподавателях в таком тоне.
– Но все наши так думают. Кроме того, Граймс носит кальсоны. Как-то раз он послал меня принести ему шляпу, и я заглянул в его список белья, отданного в стирку. Надо же - в кальсонах ходит.
На другом конце столовой что-то стряслось.
– Клаттербака, похоже, опять стошнило, - пояснил Бест-Четвинд.
– Его всегда тошнит от баранины.
Мальчик, сидевший справа от Поля, впервые за все это время подал голос.
– А мистер Прендергаст носит парик, - доложил он, страшно смутился и захихикал.
– Это Бриггс, - сказал Бест-Четвинд.
– Но мы зовем его Брюкс. В честь папашиного магазина.
– И неостроумно, - отозвался Бриггс.
Вопреки всем опасениям Поля первое знакомство оказалось удачным и найти общий язык с детьми было не так уж и сложно.
Через некоторое время все встали, и в нарастающем гаме мистер Прендергаст принялся читать молитву. Вдруг кто-то гаркнул: "Пренди!" - под самым ухом у Поля.
– ...Per Christum Dominum Nostrum. Amen. [4] , - закончил мистер Прендергаст.
– Бест-Четвинд, это ты крикнул?
– Я, сэр? Да что вы, сэр!
– Пеннифезер, это Бест-Четвинд крикнул или нет?
– Нет, - сказал Поль, и Бест-Четвинд посмотрел на него с благодарностью, потому что крикнул, разумеется, он. У выхода Поля подхватил под руку капитан Граймс.
4
Во имя Иисуса господа нашего. Аминь (лат.).
– Паскудно кормят, старина, верно я говорю?
– сказал он.
– Неважно, - согласился Поль.
– Сегодня у нас дежурит Пренди. Лично я - в пивную. Не хочешь составить компанию?
– С удовольствием, - сказал Поль.
– Против Пренди я ничего не имею, - продолжал Граймс.
– Но его никто не слушается. Правда, он носит парик. А ежели у тебя парик, какая тут может быть дисциплина.
– Надеюсь, - ответил Поль.
– В последнее время мне очень не хватало товарища, - говорил Граймс.
– До тебя тут работал неплохой парень, задавался малость, правда. Гонял себе на мотоцикле. Директорские девицы его невзлюбили. С мисс Фейган ты уже познакомился?
– Их ведь, кажется, две?
– И обе стервы, - молвил Граймс и добавил мрачно: - Я ведь женюсь на Флосси.
– Не может быть. Это на которой же?
– На старшей. Мальчишки зовут их Флосси и Динги. Старику мы пока что не объявились. Зачем спешить: вдруг опять в лужу сяду. Тогда-то и выложим козыри. Лужи мне все одно не миновать. А вот и наша пивная. Уютное местечко. Пиво здешнее делает Клаттербаков папаша. И неплохо, подлец, делает. Будьте добры, миссис Роберте, нам две кружечки.
В дальнем углу они приметили Филбрика, который что-то с жаром объяснял по-валлийски какому-то немолодому и малоприятному на вид субъекту.
– Его только тут не хватало, нахала этакого, - сказал Граймс.
Миссис Роберте принесла кружки. Граймс хлебнул пива и блаженно вздохнул.
– Два года учительствую, но еще ни разу до конца семестра дотянуть не удавалось, может, хоть теперь повезет?
– задумчиво проговорил он.
– Поразительное дело: месяц-другой все идет как по маслу, а потом бац!
– и я в луже. По всему видать, не для того явился на божий свет, чтоб детей учить, - продолжал он, глядя в пространство.
– Если что меня губит, так это темперамент. Страстный я больно.
– А легко потом бывает подыскать работу?
– поинтересовался Поль.
– Поначалу не очень, но на все есть свои приемы. Опять-таки не следует забывать, что учился я не где-нибудь, а в привилегированной школе. А это кое-что да значит. В нашем благословенном английском обществе ведь как заведено: ежели ты в хорошей частной школе обучался, с голоду тебе помереть не дадут ни за что. Бывает, сперва помучаешься лет пять - ну и что, все равно возраст такой, что все в это время мучаются, но потом зато система вывезет.
А я так и вообще легко отделался. Первый раз меня вытурили, когда мне только-только шестнадцать стукнуло. Но мой воспитатель сам в хорошей школе обучался. Знал человек, что к чему. "Слушай меня внимательно, Граймс, -сказал он, - наломал ты дров, и оставить я тебя не могу - я должен блюсти дисциплину. Но мне не хотелось бы поступать жестоко, начни-ка ты, братец, все сначала". В общем, сел он и написал рекомендательное письмо моим будущим хозяевам. Не письмо, а поэма! Я тебе как-нибудь его покажу. Если б ты знал, сколько раз оно меня выручало. Вот что значит аристократическое учебное заведение. Провинился - накажут, но уж зато и пропасть не дадут.