Упавшие как-то раз
Шрифт:
Разобрав баррикаду трясущимися руками, вырвалась на волю и давай верещать: «Пожар! Горим!». Сработало почище любой сигнализации. Тут уж все встрепенулись, схватились за голову, и не было им дела до указов сквалыги Стайла. Дружно ринулись за водой.
Арчи нагнал меня на втором лестничном марше.
— Что ж ты творишь, окаянная?! Чего добиваешься? В могилу меня свести хочешь?! — прогремел он. На лице его было написано отчаянье.
— Вовсе не хочу! — с чувством уязвленного достоинства отчеканила я на бегу. — Мне не пристало мстить за мелочные обиды, ясно тебе?!
— Но пожар ведь ты устроила!
— Давно пора было избавиться от всех этих бесполезных вещей, — заявила я, хотя совесть меня всё ж покалывала. — Да и не ты ли вынудил меня запереться наверху?!
На сей раз у Арчи оправданий не нашлось, и он хмуро вручил мне ведро.
— За работу! Если сгорит хоть что-нибудь, помимо чердака, сегодня же выставлю тебя на улицу.
К счастью, пламя удалось потушить прежде, чем оно перекинулось на нижние апартаменты. Правда, лестница и стены порядком закоптились, но с дюжиной лакеев — были бы тряпки да мыльный раствор — что угодно до блеска вычистишь. Управились к вечеру — а там и тучи убрались восвояси. Целый день затмевали они солнце, и если бы не пожар на чердаке, померли б мы, наверное, со скуки. Дневная серость сменилась тьмою. Небо расчистилось, и, хотя закат я проглядела, смогла вдоволь налюбоваться полною луной с балкончика, куда чуть позже вышел Арчи.
— Ужинала? — мрачно спросил он.
— Не заслужила, — столь же мрачно отозвалась я. — Слишком уж много от меня хлопот.
— Да и я тоже хорош. И что на меня нашло?! — вздохнул тот, поставив локти на перила. — Такая злобища во мне кипела, просто жгла изнутри! Порчу, что ли, на меня навели?
— А может, начало исполняться древнее проклятие, и теперь не видать тебе удачи целых семь лет? — выдвинула гипотезу я. У Арчи прямо дух занялся и даже глаза на лоб полезли. Смешно было наблюдать за его реакцией. Ну, не понимают эти иностранцы юмора. Честное слово, дикие люди! Пришлось мне шутки отставить.
— Да брось ты на зеркало пенять, коль у самого рожа кривая! У него характер скверный, а он, поди ж ты, ищет себе оправдания да думает, на кого бы свои недостатки свалить. Так у тебя каждый встречный-поперечный виноват будет, зато сам ты обелишься. Или скажешь, не так?
— Да так оно, так, — нехотя признал мой собеседник. — Ты меня как будто насквозь видишь… Прости, изрядно я сегодня погорячился, — с внезапным раскаянием произнес он. — Оставайся, а? Хоть навек оставайся. Не прогоню.
— Что, будешь меня холить-лелеять? — съехидничала я.
— А вот буду!
— Наперекор Теневому сенешалю?
— Да пес с ним, с этим сенешалем! Пусть только попробует снова ко мне сунуться!
Тут он притормозил, пораскинул мозгами и решил на всякий случай разговор замять. Больно уж разошелся. А как и вправду Теневой нагрянет?
В общем, остановились мы на том, чтобы пойти погулять в ближайшем парке. Арчи выделил мне шарф потеплее, длинное кашемировое пальто да элегантную пару сапожек и, привычным движением набросив плащ себе на плечи, шагнул за порог. Ночка выдалась безветренная, а звезды сияли, точно кто-то их специально наполировал. Мы ходили, задрав головы, и Арчи показывал мне созвездия.
— Вон Аорин, — говорил он. — Состоит из семи главных звезд. А самая яркая из них зовется Пигмариллом. Я спорила, что не Аорин это, а Малая Медведица, и что в «хвосте» у нее находится Полярная звезда, а вовсе никакой не Пигмарилл.
Он смеялся и просил рассказать о чем-нибудь еще из моего мира. Но помнила я мало, с каждым днем всё меньше и меньше…
[2] Чароний — ноябрь
Глава 5. Теткино нашествие
Наш урок астрономии закончился, когда я пожаловалась, что у меня затекла шея.
— Замучил я тебя совсем, — сказал Арчи. — Но мне в сей предмет углубляться-то особо и не стоит. Сам запутаюсь и тебя запутаю. Если что, по части астрономии знатоком считается мой давний приятель Лео, или Лёва. Заинтересуешься космическими телами — прямо к нему и беги. Просветит лучше всякой энциклопедии.
— Сколько ему лет? Он, наверное, стар и мудр, как сказочный маг.
— Почему ты решила? Нет, до старой плесени ему далеко! Чтобы увлекаться науками, совсем необязательно быть убеленным сединою. Эх, видела бы ты, как он хорош! Придворные дамы млеют от одного его жеста или ласкового слова. Впрочем, скоро ты сама убедишься. Через три дня, в день Светлого ума, состоится королевский бал, и тебе надо непременно показаться Юлию. Без его покровительства новичкам здесь приходится туго. Пока он не подпишет соответствующий указ, никто тебе даже руку помощи не протянет, лишним куском не поделится. Везде ты будешь изгоем.
— Это вроде как регистрация?
— Можно и так сказать. Но у нас всё проходит в торжественной обстановке…
— Под звуки фанфар, — мечтательно подхватила я.
— Не совсем. Но музыкальное сопровождение имеется.
— Ох, жду не дождусь!
Арчи пообещал, что не поскупится и подберет для меня платье из самой дорогой ткани. Да и Пуаро от обновки не отвертится. Ему тоже следует предстать перед королем.
— А если Эсфирь его не отпустит? — с тревогой спросила я. — Вдруг она продержит его под замком до скончания века? В качестве расплаты за твои прегрешения?
— Тем хуже для нее. Тебе, видно, невдомек, на что способен этот малыш в порыве отчаяния. Он не из тех, кто променяет свободу на собачий сухарик, уж поверь мне. При надобности и дыру в стене прогрызет. Но вот если Эсфирь приглянулась ему более, нежели прежняя хозяйка, на его возвращение можешь не рассчитывать.
Ничего себе новости! Выходит, мелкий шкодник теперь волен выбирать хозяев?! Я сжала кулаки: не бывать тому! Если уж он намерен пакостить всю свою оставшуюся жизнь, пусть пакостит мне, а не какой-то там Эсфири!
— Вижу, боевой дух у тебя в крови, — усмехнулся Арчи. — Но не волнуйся, мы отвоюем твоего дружка при любом раскладе. В моем арсенале полно сосисок и копченой колбасы.
Его заявление прозвучало столь ободряюще, что спустя некоторое время опасения за Пуаро начисто выветрились у меня из головы. Прилегши на диване после сытного завтрака, я погрузилась в сладкую дрему, и мысли мои невольно обратились к Рифату. Отчего о нем запрещено думать? Неужто он и чародей, живущий за твердыней Арнора, одно и то же лицо?