Упавший поднимется сам
Шрифт:
– Не хочу, потом как-нибудь, - уклончиво ответил я водителю, - поехали домой. Назад, в смысле назад.
Я молча бродил по своему огромному, пустому и никому не нужному дому, не в силах ни заснуть, ни выпить рюмку коньяку (не могу преодолеть страх пить в одиночку). Зайдя в кабинет, увидел на столе кипу непрочитанных газет. Почитаю, может, сумею отвлечься.
Привлекло обширное интервью известного писателя, "классика отечественной литературы".
Он с гордостью заявлял, что всегда был "неудобен власти", но с "удивлением" констатировал, что "не был обойден вниманием" высшего
– Пусть все боятся, - с пафосом выдающегося мыслителя современности изрекает он с газетных страниц, - мне, в силу преклонных лет, бояться нечего. Я заявил лично президенту то, что не могут сказать другие, опасаясь вызвать его гнев. Считаю, что наш президент достоин звания Народного героя страны и высшей награды "Золотой звезды".
Далее стало ясно, чем вызван его столь "смелый" и "решительный" поступок. Оказывается недавно принято решение издать очередное творение классика за счет государственных средств.
– Наконец, наше правительство, - с правительством классику литературы можно не церемониться, раз уж самого президента не боится, - стало обращать внимание на нужды народа в духовной пище, приняв долгожданное решение выпустить мой труд, плод многолетних и мучительных размышлений.
Осилить интервью не хватило сил, и я перевернул страницу. Обратил внимание на статью, как было сказано в подзаголовке, молодой, но очень талантливой женщины, режиссера провинциального театра, путь которой, по мнению автора, лежит на лучшие театральные сцены страны. Режиссерша рассуждала о роли и путях развития современного театра.
– Дальнейшее топтание на месте было бы преступно, - безапелляционно утверждала она, - без сценического осмысления такой глобальной, я бы даже сказала, эпохальной фигуры, как наш президент, развитие театра, литературы, кино и всего искусства в стране, становится невозможным. В противном случае, нам грозит очередной застой, отрыв от народа, прозябание на задворках мировой культуры.
Вы думаете это подхалимаж? Нисколько. У автора на этот счет убийственные аргументы.
– Есть ли такие страны, в театрах которых не были бы поставлены спектакли о своих королях, царях, президентах?
– вопрошает она.
– Нет. Каждый народ стремится увековечить в искусстве своих руководителей. Даже Голливуд в погоне за максимальной прибылью не забывает об этом, изображая своих лидеров, как мудрых и смелых руководителей. Так можно ли нам оставаться в стороне?
Абсолютно согласен с утверждением, что путь автора лежит на лучшие театральные сцены. Только почему "лежит"? По-моему, он бежит и очень прытко.
Звонок телефона прорезал гнетущую тишину, заставив вздрогнуть. Нервы ни к черту!
– Батыр, прости, не могла позвонить раньше, - это была Рима, - я только что от нее!
– - От кого?
– От жены Тахира. Только, пожалуйста, слушай и не перебивай, - она волновалась, торопясь сообщить что-то очень важное, - это его прихоть. Он хочет отель. И он ему обещан на День рождения. А День рождения у него завтра! Ты понял
Она так торопилась все выложить, что я невольно улыбнулся.
– Хотела тебя предупредить, чтобы ты не допустил ошибки. Если ты будешь сопротивляться, то вызовешь гнев, ты понимаешь - кого? Алло, ты слышишь меня?
– - Да-да.
– О тебе и Марате у них самое лестное мнение, если, конечно, ты не будешь упрям. Это ее слова. Ты меня слышишь?
– - Да, слышу.
– - Я так волнуюсь за тебя, Батыр. Почему ты молчишь?
– - Слушаю тебя.
– Мне кажется, Марат давно это понял и смирился. Но я беспокоюсь за тебя, ты бываешь такой упрямый. Соглашайся, прошу тебя, в конце концов, это только кредит, вот пусть они и погашают его. Ты где?
– - Здесь.
– - А за папу не беспокойся, я сумею его убедить. Обещаешь?
– - Я сегодня подписал все бумаги по отелю.
– Так быстро?
– она разочаровано вздохнула, - Тогда извини, спокойной ночи.
Последней вычеркнула меня Рима.
Рима
"Я сижу на лекции"
Но папу убедить не удалось. Он был разгневан, я догадалась об этом по его глазам, от них исходило холодное радиоактивное излучение.
– Ты считаешь, что этот сопляк, пусть он зять президента, имеет право посягать на то, что создавалось мною ценой огромных усилий?
– Но что поделать, папа, это наша действительность. Не подавать же на него в суд.
Папа заинтересованно посмотрел на меня.
– Моя девочка, - он ненадолго задумался, - может быть, я ошибся, опираясь на Батыра и Марата. И не принимал в расчет тебя.
Он нежно и чуть тревожно взял мою руку.
– Но я хотел оградить тебя от..., - он сделал паузу, подбирая подходящее слово, - мерзости.
– Нет, папа, ты не ошибся, Марат и Батыр поступают так из чувства самосохранения. Не хотелось бы, чтобы ты думал, что они предают тебя, - я высвободила руку, не хочу, чтобы меня жалели. Даже папа.
– Чувство самосохранения, - повторил он, - подходящее оправдание трусости.
– - Пусть так, но разве можно их в этом винить?
– Трусы! Вот какие мужчины тебя окружают. Только вот твой отец, доченька, не такой.
Я испугалась.
– Что ты задумал, папа?
– - Не беспокойся, не собираюсь идти на баррикады.
– - Только папа, прошу тебя...
– - Организуй мне встречу с Маратом.
Марат долго и настойчиво расспрашивал о цели предстоящей встречи. Я изображала наивную девочку.
– Неужели тебе трудно пообщаться с папой, - обиженно надуваю губки, - и, пожалуйста, не подумай, что я жаловалась.
– Может быть он хочет видеть меня из-за передачи отеля?
– осторожно выспрашивал меня Марат.
– - Не думаю, мне, кажется, он давно смирился с этим решением.
– Я отошел от дел холдинга, Батыра не видел несколько месяцев, - озабоченно размышлял он, - мне такие контакты сейчас ни к чему.