Употребитель

Катсу Алма

Джонатан покраснел и покачал головой:

— Она не пойдет. Она хочет родить ребенка.

— Но ей нельзя рожать! Просто безумие поощрять ее желание!

— Ну, если ее желание безумно, значит, она и впрямь не в своем уме.

— Но как же… как же твой отец? Ты не подумал обратиться за советом к нему?

Мое предложение было не таким уж нелепым: все знали, что Чарльз Сент-Эндрю приударяет за своими служанками. Вероятно, пару раз он и сам оказывался в таком положении, в какое угодил Джонатан.

Он фыркнул, как испуганная лошадь:

— Думаю, мне все же придется рассказать об этом старине Чарльзу,

но не могу сказать, что я жду не дождусь этого разговора. Он-то, конечно, скажет, что знает, как поступить с Софией, но я очень за нее боюсь.

Я догадалась, каков может быть итог: Чарльз Сент-Эндрю заставит сына порвать всяческие отношения с Софией. Родится ребенок или нет — но они больше не станут встречаться. Хуже того: Чарльз мог настоять на том, чтобы обо всем узнал Иеремия, а тот мог потребовать развода с женой-прелюбодейкой и суда над Джонатаном. Либо он мог получить от семейства Сент-Эндрю плату за моральный ущерб. Ему заплатят за молчание, а он вырастит ребенка, как своего. Что произойдет, когда обо всем узнает Чарльз Сент-Эндрю, оставалось только гадать.

— Мой дорогой Джонатан, — пробормотала я, отчаянно пытаясь сообразить, что ему посоветовать, — мне очень жаль, что у тебя такие неприятности. Но прежде чем ты пойдешь и все расскажешь отцу, позволь мне денек поразмышлять. Может быть, что-нибудь придумаю.

— Миленькая моя Ланни, — проговорил Джонатан, глядя через мое плечо на моих сестер, которые скрылись от наших глаз за стогом сена. — Как всегда, ты спасаешь меня. — Я не успела опомниться, как обнял меня за плечи, притянул к себе, почти оторвал от земли и поцеловал. Но это был не братский поцелуй в щечку. Этим страстным поцелуем Джонатан напомнил мне, что может в любое мгновение, когда только пожелает, пробудить во мне желание и напомнить, что я принадлежу ему. Прижав меня к себе, он задрожал, а когда он отпустил меня, мы оба тяжело дышали. — Ты — мой ангел, — хрипло прошептал Джонатан мне на ухо. — Без тебя я бы пропал.

Ведал ли он, что творит, говоря такое девушке, отчаянно в него влюбленной? Я задумалась: действительно ли ему была нужна моя помощь, мой совет в этом щекотливом деле, или он просто пришел искать утешения у единственной девушки в городе, которая не разлюбит его, что бы он ни натворил? Меня согревала мысль о том, что какая-то часть Джонатана любит меня чистой любовью и не хочет меня разочаровать. Не могу положа руку на сердце сказать, что тогда мне были ясны истинные намерения Джонатана. Сомневаюсь, что они и ему самому были ясны. В конце концов, он тогда был еще довольно юн и впервые угодил в большую беду. Возможно, Джонатану хотелось верить, что если Господь простит ему это прегрешение, он исправится и останется с той девушкой, которая любит его всем сердцем.

Он вскочил на коня и, учтиво поклонившись моим сестрам, поскакал в сторону своего дома. Но прежде чем он доскакал до края поля и скрылся из глаз, мне в голову пришла одна мысль — потому что я была девушка неглупая и соображала неплохо, а особенно когда дело касалось Джонатана.

Я решила на следующий день навестить Софию и поговорить с ней с глазу на глаз. Я дождалась момента, когда мне нужно было на ночь загнать кур в курятник, чтобы на мое отсутствие не обратили внимания. Покончив с работой, я отправилась к ферме Якобсов. На ферме у них было

гораздо тише, чем у нас, — большей частью потому, что они держали меньше скота, и потому, что за живностью ухаживали только муж с женой. Я прокралась к амбару, надеясь, что не наткнусь на Иеремию и найду Софию. Так и вышло. Она загоняла в стойло трех косматых овец.

— Ланор!

От неожиданности София вздрогнула и прижала руки к груди. Одета она была легко — вместо теплого плаща ее плечи были покрыты только шерстяной шалью. София должна была знать о моей дружбе с Джонатаном. Бог знает, что он мог наговорить ей обо мне (а может быть, глупо мне было думать, что он не забывает обо мне тут же, как только мы расстаемся). София посмотрела на меня холодно. Наверняка она встревожилась — зачем я пришла. Наверное, я казалась ей ребенком, хотя была всего на несколько лет младше ее — из-за того, что еще не была замужем и жила под родительской крышей.

— Прости, что пришла к тебе без предупреждения, но я должна поговорить с тобой наедине, — сказала я, оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что ее мужа нет поблизости. — Буду говорить откровенно, на лишние слова времени нет. Думаю, ты знаешь, о чем я пришла поговорить с тобой. Джонатан поделился со мной…

София сложила руки на груди и уставилась на меня в упор:

— Он тебе все рассказал? Ему нужно было перед кем-то похвастаться, что он наградил меня ребенком?

— Ничего подобного! Если ты думаешь, что он радуется тому, что у тебя будет ребенок…

— Егоребенок, — уточнила София. — И я знаю, что он недоволен.

Я увидела свой шанс. С того самого мгновения, как Джонатан ускакал от меня по полю днем раньше, я думала о том, что скажу Софии. Джонатан пришел ко мне, потому что ему был нужен кто-то, кто сурово поговорит с Софией от его имени. Кто-то, кто разъяснит ей слабость ее положения. София должна была увидеть, что я понимаю, с чем она столкнулась. Не надо было строить догадки, не стоило взывать к чувствам. Я уговаривала себя: «Я делаю это не потому, что ненавижу Софию. Не потому, что она заняла мое место в жизни Джонатана». Нет, я принимала Софию такой, какой она была. Я спасала Джонатана из ловушки, которую приготовила ему эта ведьма.

— Со всем подобающим уважением вынуждена спросить у тебя, какие у тебя есть доказательства, что это ребенок Джонатана? У нас есть только твое слово и…

Я умолкла. Мои слова повисли в воздухе.

— Это что же — ты теперь адвокат Джонатана, что ли? — Она залилась румянцем, увидев, что я не заглотнула наживку. — Да, ты права. Ребенок может быть и от Иеремии, и от Джонатана, но я знаю, что от Джонатана. Я знаю.

Она обхватила руками живот, хотя ее беременность еще не была заметна.

— Ты ждешь, что Джонатан загубит свою жизнь из-за того, что ты так уверена…

— Загубит свою жизнь? — взвизгнула София. — А что будет с моей жизнью?

— Да, что будет с твоей жизнью? — повторила я, вытянувшись во весь рост. — Ты не думала о том, что будет, если ты во всеуслышание объявишь Джонатана отцом твоего ребенка? Ты добьешься только того, что всем станет известно, что ты порочная, гулящая женщина…

София фыркнула и отвернулась от меня. Похоже, она больше не желала слушать ни слова.