Упрямец
Шрифт:
Ластер расширил глаза и сжал губы, но тут же его лицо приняло прежнее выражение. Теург вздохнул и покачал головой. Было видно, что он разочарован.
— Ясно. Делай, что должен, Нокс. Если от этого барону будет спокойнее — я не задумываясь тебя поддержу. Ластер встал из-за стола и пошел прочь из корчмы, расплатившись с управляющим. Перед уходом теург развернулся и серьезно посмотрел на Нокса.
— Только, полагаю, времени у нас не так много. Если ты тут задержишься, готов поспорить, церковники не станут сидеть сложа руки.
Нокс снова и снова прокручивал
Теург устало зевнул. Глаза закрывались сами собой. Он встал из-за стола и пошел к кровати. Перины баронова дворца были на его вкус слишком мягкими. Как в прежние времена, теург устроился на полу, подложив под голову сумку из просмоленной кожи. Он впал в целебную медитацию и стал ждать. Однако транс неожиданно сменился глубоким сном.
***
Море травы качалось в такт движению волн бегущей реки. На пологом, поросшем зеленым ковром берегу стоял юноша. За маревом сонного образа Нокс не мог разобрать его лица. Несмотря на яркое солнце и зной, он был одет в плотную рубаху темного цвета. Единственная открытая часть тела, бледные руки, покрылась багровыми язвами. Кое-где перебинтованная воспаленная плоть сочилась кровью и сукровицей.
Юноша задумчиво смотрел на волнующуюся водную гладь. Ветер играл травами, подгоняя голубой простор. Сквозь шелест трав послышалось ритмичное шуршание.
Он развернулся и посмотрел назад. Из чащи выпорхнула девушка. Легко, почти как невесомая. Пышное платье и длинные волосы развевались, предавая той вид лесной нимфы. Лицо ее было скрыто за пологом сна. Она приблизилась к юноше и попыталась его обнять. Однако тот сделал шаг назад и отстранился от нее перебинтованной рукой.
— Не надо, это слишком опасно, — сказал юноша. Голос у него был приглушенный и какой-то печальный.
— Но почему? Разве ты здесь не для того, чтобы…, — ответила девушка разочарованно.
— Я здесь для того, чтобы проститься с тобой.
Девушка остановилась в оторопи.
— О чем ты говоришь? — Казалось, она не верит ушам. В ее голосе слышались гнев и горечь. — Что значит проститься?
— Я уезжаю в Астераум. — отрезал юноша все тем же ровным тоном. — Давно пора это сделать. Не могу цепляться за глупые надежды. Никогда не должен был.
— Ты не можешь! Как же твоя семья?! Госпожа, сестры?! А господин Лирион? Вот увидишь, он разгневается! А, а я? А как же я?
— Отец все поймет. — Сказал юноша. — В конце концов, мой почтенный родитель потратил столько времени и потерял так много. Он пытается свершить невозможное. Правда, старается. Изо всех сил. Но он уже скорбит обо мне будто я умер. Как и все они. Я вижу. Они понимают, что надежды нет. Не хочу оттягивать неизбежное и причинять им больше боли, чем уже принес. Не хочу больше быть обузой семье. Понимаешь? И тебе тоже.
Она стояла, не найдя что сказать. Между двумя молодыми душами повисла тишина, но безмолвие девушки говорило больше всяких слов. Нокс ощущал привкус горечи, почти слышал рой мыслей в ее голове, переживал бурю чувств, бушевавших в груди юной особы, которая никак не хотела принять действительности.
— Надеюсь, лекари смогут обо мне как следует позаботиться. Не хочу провести последние дни в неподобающем виде, — сказал, наконец, юноша.
— Ты никуда не поедешь! — воскликнула девушка, — я, мы, ты поклялся! Мы найдем того, кто в силах помочь! Мы будем жить долго и счастливо. И…
— И мы оба знаем, что это неправда. — Он невесело усмехнулся, — та проклятая тварь хорошо постаралась.
Юноша поднял изувеченные кисти, показывая струпья и кровавые язвы. Его руки выглядели так, словно кто-то окатил их кислотой. Нокс нахмурился и покачал головой. Келмур. Ящерица-переросток, наподобие мифических виверн, о которых написано в детских книжках. Только намного уродливее и без тени разума. Из всех живых существ на свете, он обладал, пожалуй, самым сильным ядом. Человек, пораженный отравой келмура, распадался на части словно кусок прогнившего мяса на жаре. Это было неизбежно. От большой дозы яда воины и случайные путники растворялись на месте. Смерть страшная, но быстрая. Участь тех, кто получил дозу меньше была куда более ужасной.
— Прости меня, я правда не желал нам такой судьбы. Хотел бы, чтобы все получилось по-другому.
Девушка прислонилась к дереву и медленно осела, закрыв лицо руками.
Образы расплылись серой дымкой. Гладь реки и бескрайний зеленый простор исчезли, сменяясь тускло освещенной комнатой. Огромная зала была заставлена кроватями. В два ряда стояли койки, на которых лежали изувеченные, больные и калеки. Между кроватями ходила дородная женщина в белом одеянии и накрахмаленной шапочке. Лекарша поправляла подушки, помогала увечным перевернуться. Другим же щупала лоб, видимо проверяя, нет ли лихорадки. Наконец, она закончила с больными и вышла из залы.
На одной из коек лежал юноша. Нокс присмотрелся внимательнее. Его руки обратились одной большой кровоточащей язвой, словно с них сняли кожу. Простыня, некогда белая, была заляпана свернувшейся кровью и гноем. В помещении стоял тяжелый запах немытых тел, нечистот и гниющих ран.
Судя по тусклому свету и тьме города, сейчас была ночь. За окном послышался шорох. Юноша застонал и тревожно оглянулся. Он еще не спал. Из-за рамы показалась изящная рука, затем еще одна. Пока, наконец, в залу не забралась девушка. Она осмотрелась по сторонам и рысью подскочила к кровати больного.
— Ты! Чт… что ты тут делаешь?! Как ты вообще сюда пробралась?! — спросил удивленный юноша, приподнявшись с постели. Он попытался сесть, но застонал и тут же улегся обратно.
— Исправляю свои ошибки!
— Но ты не виновата, я говорил тебе сотню раз! Я сам решил броситься на ту тварь. Я бы с радостью отдал…
— Тсс! Молчи! — Выразительно прошептала девушка. Порывшись в кармане просторного плаща, она достала небольшую зеленоватую бутылочку с изящным орнаментом. — На, пей!
— Что это?