Упс. 33 несчастья
Шрифт:
Он был со мной деликатен. Вроде и намекал, что я ему небезразлична, но в то же время чутко прислушивался к моему настроению. А оно по большей части было легкомысленным и язвительным. Мне стало стыдно.
Вскоре за Шадди зашел Фейр, и они ушли целоваться в закрытой кабинке трактира «Поросячий пятак». Я завидовала им. У них в жизни все легко и просто. Не считая бурных ссор и таких же бурных примирений.
– Цезарь? – крикнула я в пустоту.
– Да, миледи, – муха выползла из-за шкафа. Так и знала, что фамильяр Труэля где-то неподалеку и все слышит.
– Как
– Он пишет ночами стихи, – печально вздохнув, ответила муха.
– О! – поразилась я, не ожидая от чернокнижника и некроманта столь романтического занятия. – Он вспоминает обо мне?
– Все стихи посвящены вам. Хотите почитаю?
Не дожидаясь от меня ответа, муха откашлялась. Она читала поэтические строфы нараспев, а я вытирала слезы и потекший нос. До меня, наконец, дошло, как сильно я люблю Труэля.
«Твои волосы пахнут лилией
И немного сырой землей.
Нет на свете тебя красивее.
И в душе я сто лет как твой.
Твой настолько, что нет желания
На других красивых смотреть.
Я не в силах скрывать обожание
И готов от счастья взлететь»
– Это было чудесно, – я высморкалась в полотенце. – Передай, пожалуйста, лорду Труэлю, что я тоже его люблю. Стихов я писать не умею, но готова доказать свои чувства на деле. Я буду ждать его у окна ровно в полночь.
Муха стремительно вылетела в щель под дверью. Из коридора донеслось восторженное «Есть!!!».
Еще до ужина я нашла демона и выпросила у него второй флакон крови Феникса. Сама купила в учебной лавке самую тонкую шелковистую кисточку, а в швейных рядах откровенную ночную рубашку. Помылась и надушилась. Надела рубашку на голое тело, просушила и хорошо расчесала волосы, чтобы они лились атласной волной по моей спине. Искусала губы и исщипала щеки, чтобы стать еще более привлекательной. Я едва дождалась полуночи.
И ровно в полночь за распахнутым настежь окном я услышала громкий вскрик. Накинув халат, я раздвинула занавески и увидела внизу лежащего навзничь мужчину. Это был Труэль.
– Что случилось? – на пороге общежития появился комендант.
Я хлопнула себя по лбу. Совсем забыла, что на окно наложено проклятие. Сила действия которого была равна силе противодействия. Видимо, у лорда Труэля крутились в голове не совсем приличные мысли относительно меня, поэтому его оглушило собственное проклятие. Черт.
– Тащите его в лазарет, – вздохнув, приказала я. – Лекари ему помогут.
Я не отходила от больного до утра. Я выдержала все шутки лорда Осифира, прекрасно знающего о проклятии на моем окне – ему пришлось поднимать на ноги двух будущих жен. Упорно игнорировала смешки дежурящих в лазарете старшекурсников, догадавшихся по моему виду, для чего лорд Труэль полез в полночь в окно к студентке.
Попыталась поглубже затолкнуть угрызения совести, но справилась с этой задачи плохо. Совесть доставала меня больше всего. Упреки шли за упреками. Но что взять с девушки, к которой приклеилось прозвище Тридцать три несчастья?
Не знаю как, но я умудрилась заснуть на стуле. Меня разбудил голос Труэля.
– Ты так хорошо пахнешь…
– Лилиями и немного сырой землей? – я вспомнила, что он уже дал определение исходящему от меня аромату.
Если бы стихи были не о любви, я бы обиделась. Совсем немножко, ведь Труэль был деканом некромантов, и вполне могло статься, что им этот запах кажется чудесным. Правда, мало какой девушке понравилось бы источать земляной дух.
Эльф не понял и свел брови к переносице.
– Почему сырой землей?
– Как в твоих стихах, посвященных мне. Помнишь? «Твои волосы пахнут лилией и немного сырой землей, нет на свете тебя красивее, и в душе я сто лет как твой», – продекламировала я так же, как муха, нараспев.
Брови Труэля поползли вверх.
Глава 25
Я ждала, когда эльф сознается, что пишет стихи и без меня ему свет не мил. Однако он решил упорствовать.
– Кто тебе сказал, что это мои стихи?
– Цезарь выдал тебя, – я погладила эльфа по ладони, лежащей поверх простыни. – Прости, я не знала, что приношу тебе страдания.
Лорд Труэль выдохнул через зубы. Это было так мило. Нечасто можно увидеть смущение на лице чернокнижника.
– Ладно, признаюсь, ты заставила меня помучиться. Но Цезарь тебя обманул. Я не пишу стихи.
– А как же запах лилии и сырой земли? – я растерялась.
– Тебе эти слова ничего не напоминают? – эльф сел и, подложив под спину подушку, натянул на себя простыню. Но я успела заметить, как совершенно его тело. Пострадавшего декана раздели, прежде чем уложить в постель. Незадолго до полуночи прошел дождь, и при падении на землю одежда Труэля намокла. – Подумай хорошо. Сырая земля, венки из лилий…
– Кладбище?!
– Цезарь – муха падальница. Его страсть к мертвым телам частенько выливается в поэтические страдания. Я не могу присвоить себе его талант.
– Я убита, – я уронила лицо в ладони. – Я поддалась красоте поэтических строк и надумала себе невесть что.
Через пару минут молчания, когда было слышно лишь мое сопение, Труэль осторожно поинтересовался:
– А что ты надумала?
– Что вы любите меня. Несмотря на всю мою двойственность, – я опустила руки. Мое лицо горело от смущения. Я только что говорила принцу «ты», уверенная, что имею на это право. – Чего такого наплел вам врунишка Цезарь, что вы, забыв об осторожности, попали под собственное проклятие?
– Что я должен срочно бежать и спасать тебя. Я увидел открытые окна и решил, что уже опоздал: пересмешник дотянулся до тебя. Я желал ему мучительной смерти. И совсем забыл, что смерть – это не те мысли, которые пропустит охранное проклятие.
У меня появился повод разрыдаться. Крушение надежд пережить нелегко. Труэль спешил поймать невидимого врага, а не летел ко мне на крыльях любви. Он сейчас и слова не сказал о своих чувствах ко мне.
– Ну чего ты? – эльф наклонился вперед и, дотянувшись до меня, погладил по голове. Точно маленькую. – Все ведь закончилось хорошо. Никто тебя не обидел, а мне будет наука. Я почти оправился. Голова немного кружится. И все.