Упячка-25
Шрифт:
Галина Борисовна речь инструктора Отдела культуры поддержала.
«Есть такие творцы, — умело и строго подхватила, — что-нибудь нарисуют, а потом сами не могут понять, что нарисовали. Как бы шифруются. — („Суки!“ — понимающе ввернул инструктор). — А товарищ Пантелей Кривосудов, он же Трегубов… все хорошие нашенские фамилии… он работает из года в год, как чистый источник… Такие, как товарищ Кривосудов, он же Трегубов, поддерживают порядок в нашем социалистическом искусстве, зовут к земле, к родным запахам… Знаю, знаю, даже за этим столом кто-нибудь сейчас думает не так… — („Сука!“ — понимающе ввернул инструктор). — Но нам останавливаться нельзя, нас никто в прогрессивном движении не остановит… Бывший Первый, — все-таки укусила она инструктора, как настоящий (по гороскопу)
Так и сказала: вечных.
Уши хозяев радостно запылали.
Они были рады, что Галина Борисовна тактично ни словом каким не обмолвилась о зашитом лиственничными тяжелыми досками мозаичном (но в одном цвете) портрете на стене Дома северной культуры. И с удовольствием пили за дальнейшие успехи советского искусства и за вечных его покровителей.
13
…в Москве Галина Борисовна жила теперь на Фрунзенской набережной — в «сталинском» доме в квартире площадью в сто пятьдесят квадратов. Папки с набросками я прятал в просторной кладовой, выделенная мне лично комната (мастерская) выходила на просторную, закрытую стеклом лоджию. Внизу парк, спокойно. Никаких художников мы не принимали, пусть щелкают зубами, приходили все больше искусствоведы, иногда в форме, спрашивали: «Вы в какой манере работаете?»
Отвечал честно: «В спиртовой. В социалистической».
Судя по гостям, Галина Борисовна снова была в фаворе. Да и понятно. Ни одна серьезная власть не может обойтись без искусства. Однажды некто в добротном сером костюме и в сером галстуке при мне заметил Галине Борисовне (на «ты», по хорошей партийной привычке): «Ты вот что… Ты привлеки, значит, товарища Кривосудова к работе над партийными книжками… Там много ума не надо, там по мозгам долбать надо!.. Не работает в красках? Да нам-то что? Пусть линию прописывает. Но доходчиво. Чтобы не противоречило».
Я как раз перед этим Боккаччо проиллюстрировал.
Получилось доходчиво, и не противоречило, потому что для иллюстраций я использовал тайные наброски, сделанные еще в научном городке, когда сильно скучал по отсутствующей Галине Борисовне. Обнаженная натура… рискованные позы… Кто в таких ракурсах распознает серьезную искусствоведку?.. Конечно, моя работа прошла на ура… А для себя я еще секрет придумал: каждую колонцифру разместил в загадочном крошечном глазу — раскосом, хитром. Четная страница — реснички распахнуты, нечетная — прикрыты. Правда, спросить у Галины Борисовны, моргнул ли хоть раз тот засоленный в деревянной кадушке бурятский лама, я почему-то не решился.
Да и чего спрашивать? Не моргнул при Первом, моргнет при Генеральном.
Генерального мы теперь постоянно видели в телевизоре. Грузный, добродушный, в маршальском мундире — при звездах и орденах. Никому не грозит, не стучит башмаком по трибуне, как бывший Первый. Брови вразлет. На руке часы «Слава» (это все видели). Курил сигареты «Новость», золотых портсигаров или зажигалок при себе не держал. Правда, говорил не совсем внятно. Ходили слухи, что это сказывалось давнее военное ранение в челюсть. Галине Борисовне (в личной беседе) известный актер рассказывал про Генерального много замечательных историй. Однажды этого актера женщина черноволосая прямо из ресторана увезла ночью на дачу. Ну, папина дача и папина, чего тут? Но утром голова болит. Актер черноволосую растолкал: неужели ничего в доме особенного не найдется? Та рукой неопределенно махнула: там… в холодильнике… И, правда, на кухне фырчал огромный холодильник, а в нем — коньяк, особая водка, минералка с веселыми холодными пузырьками. Хлебнул, расчувствовался,
Три года после этого актер не пил.
А Генеральный, оказывается, любил в близком кругу стихи читать.
Имел вкус. Это да. А к невнятностям его речи давно привыкли. В конце концов, только круглый дурак не поймет, что «сиськи-масиськи» в выговоре Генерального означают всего лишь «систематически», или «пессимистически», или «коммунистически», что в контексте легко улавливается. Не в пример бывшему Первому, поминавшему в своих разносах только друга-шахтера, Генеральный декламировал стихи собственные. Он сам их писал. Никто ему не подсказывал. Мне одно стихотворение Галина Борисовна цитировала прямо в постели. Лежала на спине, чудесные груди чуть-чуть оплыли, нежность, сумеречность, душа болит… Так и шепнула: «На смерть Воровского»…
Это было в Лозанне, где цветут гелиотропы, сказочно дивные снятся где сны, в центре культурно-кичливой Европы, в центре красивой, как сказка, страны…Меня мысль мучила, как сложно все складывается в жизни.
У меня, скажем, Певек, Магадан, научный городок, теперь Москва, а у Генерального там и трудовая юность, и большая война, и ранения, и много партийной работы, вот теперь вообще — одна шестая часть суши. Руководит супердержавой, а слова для стихов находит простые, искренние.
В зале огромном стиля «Ампиро», у входа, где плещет струистый фонтан, собралися вопросы решать всего мира представители буржуазных культурнейших стран…Слушая взволнованный шепот Галины Борисовны, я вспоминал.
Тайгинский «Продмаг» вспоминал, хлопанье пастушеского бича, мычанье коров.
Белые льды Певека, моей Певеции, вспоминал, Магадан, засыпанный серым снегом, уютную «реанимацию» научного городка. Угадывал очертания нежных грудей. А в стихах Генерального — бриллианты, монокли, черные цилиндры, шелковые перчатки, всякие фраки, даже «запах тончайших роскошных духов». И входит, наконец, товарищ Воровский, полномочный посол.
Шокинг! Позорной культуры, нет лака. В пышном обществе говор и крик: «Как смели сюда вы явиться без фрака?!» «Он без цилиндра!», «Мужик!»Понятно, ничем хорошим закончиться это не могло.
И утром в отеле под фирмой «Астория» посол наш убит был убийцы рукой, и в книге великой российской истории жертвой прибавилось больше одной…14
Галина Борисовна беспрерывно грузила меня информацией.
«В отбитии наступления немцев, — читала мне вслух, — активное участие принимал начальник политотдела 18-й армии полковник тов. Брежнев»… Вникаешь? «Расчет одного станкового пулемета (рядовые Кадыров, Абдурзаков, из пополнения) растерялся и не открыл своевременно огня»… Это пережить надо, ты впитывай. «До взвода немцев, воспользовавшись этим, подобрались к нашим позициям на бросок гранаты. Тов. Брежнев физически воздействовал на пулеметчиков и заставил их вступить в бой»… Ты бы так смог? «Понеся значительные потери, немцы отступили, бросив на поле боя несколько раненых. По приказу тов. Брежнева расчет вел по ним прицельный огонь, пока не уничтожил»…