Ур, сын Шама. Формула невозможного

Войскунский Евгений Львович

— Да. Если хотите — служебный долг. — Прувэ, покрутив головой, распустил немного свой щеголеватый галстук. — Я уже говорил, что интерес к вашей личности большой. Газеты — ладно, им бы только пошуметь. Но вот обрывает у меня телефон доктор Русто. Завтра приедут из Парижа ученые, целая группа, — они жаждут познакомиться с вами. И потом этот Себастиан… — Прувэ опять хитро прищурился. — Приятно встретить тут старого знакомого, не так ли?

Он вел допрос со вкусом. В кои-то веки в сонном Одероне, ничем, кроме старинного дворца и университета, не примечательном,

произошло нечто из ряда вон выходящее. Это ничего, что парень упирается. Было бы даже жаль, если бы он сразу «раскололся». Кем бы он ни был — пришельцем или разведчиком, — он вытащит имя Прувэ из провинциальной безвестности…

— Итак, мосье, повторяю все те же вопросы: кто вы и откуда? С какой целью прибыли в Санта-Монику?

— Запишите, — сказал Ур, помолчав немного, и Прувэ с готовностью схватил ручку. — Пишите: я прибыл для того, чтобы попить оранжад.

— Изволите шутить? — Прувэ бросил ручку.

— Я не шучу. Если бы я захотел шутить, Прувэ, разговор у нас был бы совсем другой. Я хочу оранжад.

— Мало ли чего вы хотите… — Комиссар посмотрел на Ура, и ему стало не по себе. Жесткий взгляд, каменное лицо… Прувэ хлебнул из стакана неразбавленного виски. — Содовой налить вам еще? — спросил он.

— Нет. Только оранжаду. Немедленно.

— Где я вам возьму оранжад? Здесь не бар…

— Так вы отказываете мне?

Еще жестче стал взгляд Ура. Прувэ вытер лоб платком и растерянно улыбнулся. Внутри у него что-то мелко тряслось.

— Я… не отказываю вам, мосье… Просто хочу сказать…

— Ну, тогда поехали. — Ур поднялся.

— Куда? — еле слышно спросил Прувэ.

— Пить оранжад. На худой конец, если поблизости его не окажется, согласен на ситронад. Это почти одно и то же, только вместо апельсинового сока — лимонный. Вы меня поняли? Лимонный сок с двууглекислой содой. Повторите.

— С содой… — покорно повторил Прувэ.

— Не забудьте — с двууглекислой. Это очень важно. Это самое главное. Основа основ! Альфа и омега — оранжад и ситронад. Начало и конец. Поняли?

Прувэ кивнул.

— Так идемте же. Где ваш автомобиль?

Они вышли из кабинета, и пожилой надзиратель, стоявший у двери, проводил их недоуменным взглядом. Прошли мимо раскрытой двери дежурной комнаты. Из-за стойки, опрокинув настольный вентилятор, выскочил сержант в расстегнутом мундире, крикнул что-то, но Прувэ только махнул ему рукой.

Во дворе они сели в серый «ситроен», и Прувэ подкатил к воротам. Полицейский, отдав честь комиссару, наклонился посмотреть на человека в майке, сидящего на заднем сиденье.

— Отпирай поскорее! — крикнул Прувэ. — Мы едем пить оранжад.

— Слушаюсь, — пробормотал сбитый с толку полицейский.

Машина выехала на улицу с освещенными витринами и редкими прохожими. Было около девяти вечера.

— В Санта-Монику, — сказал Ур. — Там самый лучший оранжад.

— Самый лучший оранжад, — понимающе кивнул Прувэ.

Спустя час, когда замелькали среди темных садов фонари Санта-Моники, Ур велел остановиться.

— Вы привезли меня не туда, куда я просил, — сказал он, в упор глядя на Прувэ при слабом свете приборной доски. — Это не Санта-Моника. Это Экс-ле-Бен. Вы поняли?

— Экс-ле-Бен, — повторил Прувэ, отводя взгляд в сторону.

— Я пойду поищу, где тут есть оранжад. А вы поезжайте в Аннеси, поищите там. Поняли?

— В Аннеси…

— Там, говорят, тоже хороший оранжад. Или ситронад. Это почти одно и то же. С двууглекислой содой.

Оставив Прувэ одного в автомобиле на темном шоссе, Ур быстро зашагал прочь. Он ориентировался по силуэту горы, похожей на собачью голову, — эту гору он заприметил еще с моря, когда подплывал к Санта-Монике. Довольно долго он блуждал по узким переулкам, избегая шоссе и освещенных улиц.

Наконец, уже поздней ночью, он разыскал виллу Фрезера, которую три дня назад — или уже четыре? — показала ему из машины Аннабел Ли. Осторожно перемахнул через кирпичную ограду.

Вилла сонно чернела окнами. Ур, держась в глубокой тени деревьев, неслышно пошел по саду. Заглянул в застекленную беседку. Тут был деревянный пол и длинная скамья, тянувшаяся по окружности беседки. Усталость взяла свое. Ур опустился на пол и заснул мгновенно.

— Эй, вы! — крикнул Фрезер черноволосому человеку, стоявшему в дверях беседки. — Что вам здесь надо?

Человек медленно пошел по дорожке к веранде. Теперь Фрезер разглядел его: это тот самый парень, фотографиями которого пестрят в последние дни газеты, окаянный пришелец… Выходит, он и вправду сбежал из тюрьмы, — но только не к себе на Юпитер или куда там еще, а прямехонько в гости к нему, Фрезеру. Только этого еще не хватало!

— За мной, Боб, — сказал Фрезер и торопливо сбежал по ступенькам с веранды. Стоптанная туфля свалилась с ноги, он остановился, чертыхаясь, и Боб подал ему туфлю.

За это время Ур успел подойти к веранде.

— Вы мистер Фрезер? — сказал он гулким голосом. — Извините за беспокойство. Мне нужно поговорить с вашей дочерью.

Он был небрит. Его английский был ужасен. И еще ужаснее был его правый глаз, окруженный большим черным пятном. Синяки красовались и на его мускулистых руках. На груди сквозь драную майку виднелся налепленный пластырь.

— Немедленно убирайтесь отсюда, — сказал Фрезер. — Боб, покажите этому мистеру выход.

Он говорил тихо, чтобы, не дай бог, не разбудить Энн. Но уж если не везет, так не везет. Аннабел Ли, разбуженная его первым окриком, выглянула из окна своей комнаты.

— Ур! — воскликнула она. — Не смейте уходить! Я сейчас!..

И вот она уже бежит по веранде, прыгает со ступенек, босая, в голубой ночной рубашке, и — с разбегу Уру на шею.

— Что они с вами сделали! — завопила Аннабел Ли, чмокнув Ура в заросшую щеку. — Я буду жаловаться президенту Франции!

Она схватила Ура за руку и потащила на веранду.

— Вас выпустили только сегодня? Ах, мерзавцы!

— Энн, погодите… Меня не выпустили, я бежал…

— Бежал?! — Она на миг остановилась, уставилась на него. — Как здорово! Лучше, чем в кино!