Ураган «Homo Sapiens»
Шрифт:
— Чего ты? — настораживаясь, шепотом спросил Егор. Пес чуть взвизгнул: предупреждает о какой-то новой опасности. Охотник внимательно осмотрел берега и впереди сквозь рыжий ивняк засек шевеление. Кто-то еще ходит. Тогда подождем, посмотрим…
Прошло около минуты. Кусты зашевелились, и на гальку вышел медведь в блестящей, темно-бурого цвета шубе с белым нагрудником. Валет нетерпеливо заерзал, сдерживая голос, заскулил.
— Тихо! — жестко сказал Егор. Пес умолк и застыл.
Медведь задрал нос, понюхал воздух с той стороны, где исчезли люди, и полез в кусты.
Егор присел за большой камень, достал бинокль: интересно,
Медведь вылез наконец из кустарника и уселся на галечнике, держа в передних лапах… геологический лоток! Вот те раз! Никак эти бродяги и золотишко моют по дороге? Да-а, деловые ребятки. И, выходит, никаких страхов не чувствуют, хотя личный поиск наглухо запрещен, по головке за это не гладят, а расценивают как подрыв экономики государства. По такой серьезной расценке и статья соответствующая… Что же выходит? Оленей бросили: испугались… а с лотком — герои? Опять не вяжется. Значит, не так прикидываю…
Медведь между тем понюхал снасть и пошел в реку, на самую быстрину. Там присел, черпанул воды и начал полоскать. Движения его были неуклюжи, но некоторыми деталями напоминали движения промывальщика. А два-три оказались так точны, что Егор не утерпел и вначале — улыбнулся, а потом захохотал. Медведь расплескал из лотка воду, затем долго смотрел внутрь, конечно, пустота там. Тогда он снова зачерпнул полный лоток ж принялся полоскать. После четвертого захода медведь сел: прямо на быстрине и долго думал. Даже несколько раз чесал в затылке.
Он же рыбу ловит! — наконец понял Егор. — Наблюдал, видно, из кустов и решил, что люди именно этим промыслом занимались в речке. Ну, Потапыч, — удружил-потешил!.. Давай-ка еще раз… Так… Та-ак!.. Что, опять пусто? А ты понюхай. Теперь поплюй туда на счастье. Во! Теперь снова… Ну что тут поделаешь — опять пусто!.. А ты… У-у-у, так не годится!
Медведь вдруг досадливо рявкнул, выпрыгнул на берег и хватил лотком о камень. Брызнули желтые щепки. Егор забился в припадке смеха, уткнув рот в рукав телогрейки. Валет, рыча, принялся бросать песок задними лапами. Когда приступ веселья чуть отпустил, Егор выглянул из-за камня снова. Медведь, приплясывая, топтал остатки лотка. Расправившись с коварной рыболовной снастью, он задумался и снова стал чесать в затылке. Больше Егор терпеть не мог. Хохоча, он встал и, обхватив живот, согнувшись, побрел к рыболову. Медведь, как ни был занят, враз заметил движущийся предмет, определил, что это человек, увидел бегущую к нему собаку, обиженно рявкнул — обманули, да еще и мешают — и полез в кусты.
Егор досмеялся, вытер слезы. Расслабились чуть — и хватит. Давай-ка снова душу в кулак, мысли на контроль: неизвестно, далеко ли за поворотом добытчики. Могли и услышать медвежий голос, тогда непременно вернутся. Добытчика определяет первостатейная черта в характере — жадность. И как вести они будут себя при встрече — загадка. Всякое бывает. Одни киснут, другие — наоборот.
Охотник дошел до кустарника, посмотрел следы. Вот так новость! Сапожки совсем не те. Одна пара, во всяком случае, — точно. Совсем крохотные сапожки на крохотной ножке… Женщина? Да, вот-и каблучок. Она, родимая, она. Какую мужицкую ногу в такой — чуть больше ладони — сапожок сунешь? И второй след: хоть и болотники,
Валет, задрав хвост, носился по косе, нервно нюхал следы.
Уже не таясь, Егор пошел за поворот и на берегу заросшей бурой осокой старицы увидел пасущуюся лошадь. Она тоже подняла голову и посмотрела на них. Валет рванулся вперед. Когда до лошади осталось с десяток прыжков, та резко повернулась к псу задом, махнула хвостом, взбрыкнула и заржала:
— И-и-гро-го-гро!
Валет остановился, удивленно разинул рот, а потом восторженно завопил:
— Арр-аф-аф-аф!
— Это, Валя, лошадь, — сказал Егор. — Видишь, она как олень, только рогов нет и хвост метелкой — комара гонять.
Валет побежал вокруг лошади, дружелюбно замахал хвостом. Та, не поворачиваясь, косила глазом.
— Это якутская лошадь, — продолжал Егор. — Она и копытить умеет, как олень, и мясо есть, и соленую рыбу любит. А работягу — поискать. Очень хороший зверь. Жаль, почти не осталось их у геологов, гоняют по новой моде на «Буранах»… Пошли, Валя! Будет время — познакомитесь и поиграете.
Чуть дальше за лошадью на чистенькой терраске в мягкой ягельной подушке стояла палатка, а внизу, на песке, горел костерок. У огня с волосами, распущенными по плечам светлыми волнами, сидела женщина, а рядом, с ветками сушняка в руках, — молодой паренек, У ног женщины на куске полиэтилена стояла банка колбасного фарша, лежали галеты и сахар. И женщина и паренек смотрели на пришельцев.
Валет глянул на Егора. Охотник был спокоен, и пес приветливо — подал голос:
— Рр-аф!
Женщина положила на полиэтилен перочинный ножик, легко поднялась и, протянув руку, шагнула навстречу.
— Охотник я совхозный, Егор Михалыч Мартский, — сказал Егор.
— Наталья Сергеевна Быстрова, начальник поисковой партии, — представилась женщина. — А это наш промывальщик…
— Алеша, — кивнул паренек.
— Давайте к нашему столу, — женщина повела рукой. — Гость к обеду — хорошая примета.
— Чайку с дорожки — благодать! — бодро сказал Алеша.
Валет пошел «под руку», совершая ритуал знакомства.
Егор шагнул к закипающему чайнику:
— Воду в речке брали?
— А где же еще? — удивился Алеша.
— Выливай, травленая вода.
— Да вы что? Мы тут половину лета…
— Выливай, парень, — охотник огляделся. — Во-он с камней сочится, там и набери, да хорошенько ополосни посуду.
— Что случилось, Егор Михалыч? — встревожилась женщина.
Охотник рассказал.
— Господи, а я-то! — всполошилась Быстрова. — Сколько лет хожу в поле, а не догадалась, только удивительно стало: Алеша тут с техником в июле ручьи мыли, так рассказывали, что Прозрачная рыбой кишит. А сейчас добрались — гольца дохлого на перекате нашли, расклеванного, да недалеко чайку, тоже мертвую. И все. Походили кругом — тишь и гладь, бочаги пустые, вода какая-то… — она помолчала, подыскивая слово, и сказала вроде непонятно: — Безлюдная…
Но Егор понял.
— Так это они, значит, напакостили, — продолжала после молчания Наталья Сергеевна, — во-он, там, на бугорке. Пойдемте, покажу.