Ураган Уайетта
Шрифт:
Он кивнул и сказал:
– Пушки близко. Ближе, чем раньше.
– Вы так думаете?
Она снова кивнула, но больше ничего ее сказала. Джули отошла к своему окопу и легла на одеяло. Мысль о могиле опять пришла ей в голову, потом в окутавшей ее дремоте она увидела Уайетта и не заметила, как заснула.
Она проснулась от того, что кто-то трогал ее лицо. Она попыталась подняться, но чья-то рука тяжело легла ей на плечо.
– Ш-ш-ш... – прошипел Эвменидес. – Тише.
– Что случилось? – прошептала она.
– Не знаю, – сказал он ей на ухо. – Здесь люди, много.
Она напрягла
– Это ветер в банановых листьях, – пробормотала она.
– Не ветер, – сказал Эвменидес с уверенностью.
Она еще раз прислушалась и как будто уловила вдалеке голоса.
– Не знаю, что там такое, но надо разбудить остальных.
Он пошел будить Росторна, а Джули – миссис Вормингтон. Та проснулась со встревоженным криком, и Джули тут же зажала ей рот рукой.
– Тише вы, черт вас возьми! – прошептала она. – Мы, может быть, в опасности. Будьте здесь и приготовьтесь к тому, чтобы быстро уходить. И не производите ни звука.
Она подошла к Росторну и Эвменидесу, вполголоса обсуждавшим ситуацию.
– Что-то там происходит, – сказал Росторн. – Пушечная стрельба прекратилась. Эвменидес, поднимитесь по склону наверх и посмотрите, что там, со стороны моря. А я произведу разведку со стороны долины. Луна яркая, и видно будет далеко. – Он помолчал. – Такое впечатление, что эти проклятые звуки идут отовсюду, – в голосе его слышалось искреннее недоумение.
Он встал.
– Справитесь тут, Джули?
– Не беспокойтесь. И я прослежу за тем, чтобы эта женщина вела себя тихо, даже если мне придется дать ей тумака.
Мужчины ушли и быстро потерялись из виду. Росторн пробирался между рядами пальм к баракам. Вскоре он наткнулся на внутреннюю дорогу, идущую посередине плантации, и только хотел ее пересечь, как совсем рядом раздался чей-то голос.
Он застыл и увидел, как по дороге прошла группа людей. Это были солдаты правительственной армии, и судя по их тусклым голосам, они были уставшими и деморализованными. Из обрывков разговора он понял, что они потерпели поражение и болезненно переживали это. Он подождал, пока они прошли, перешел дорогу и оказался на другой стороне плантации.
Здесь чуть было не споткнулся о раненого, лежавшего неподалеку от дороги. Раненый вдруг громко застонал, и Росторн поспешил отойти от него, полагая, что его стон может привлечь чье-нибудь внимание. Он стал кружить между банановыми стволами и вдруг осознал, что пространство вокруг него, причудливо освещенное пробивающимся сквозь резные листья бананов светом луны, наполнено людьми. Они брели по плантации, двигаясь со стороны Сен-Пьера, без строя и без командования.
Прямо перед Росторном вспыхнул огонь – кто-то из солдат зажег костер. Он отпрянул назад и свернул в сторону, но вскоре наткнулся на другой костер. И тут огоньки замелькали повсюду, как светлячки. Он осторожно подошел ближе к костру и увидел, что вокруг него расположился десяток людей. Они лежали или сидели, глядя на пляшущие языки огня. Некоторые жарили надетые на прутья неспелые бананы, надеясь сделать их более съедобными.
Росторн понял, что оказался в гуще разгромленной армии Серрюрье, и когда
II
Доусон почувствовал себя лучше, когда площадь Черной Свободы, вид которой вызвал у него ужас, осталась позади. Ноги его не были повреждены, и он легко поспевал за торопившимся Уайеттом. Хотя центр города сейчас не обстреливался, с северной стороны доносился и постепенно усиливался шум битвы, и Уайетт стремился добраться до «Империала» прежде, чем там начнутся боевые действия. Он должен был убедиться в том, что Джули в безопасности.
По дороге от площади им все чаще стали попадаться люди – в одиночку, парами, затем группами побольше. В районе «Империала» уже бурлила толпа, и Уайетт понял, что становится свидетелем паники населения во время войны.
Преступные элементы уже начали пользоваться ситуацией, и дорогие магазины вблизи отеля были разгромлены и разграблены. Тела, лежавшие на их порогах, свидетельствовали о том, что полиция старалась принимать защитные меры, но Уайетт заметил и два трупа в полицейской форме.
Улицы Сен-Пьера становились небезопасными для передвижения.
Они продрались сквозь кричащую возбужденную толпу, подбежали ко входу в отель и через вращающуюся дверь вошли в фойе.
– Джули! – крикнул Уайетт. – Костон!
Ответа не было.
Он пересек фойе и наткнулся на мертвого солдата, лежавшего рядом с перевернутым столиком. Он крикнул еще раз, затем сказал Доусону:
– Я пойду наверх, а вы посмотрите здесь.
Доусон вошел в бар, давя подошвами битое стекло. Здесь явно побывала веселая компания, оставившая после себя полупустые бутылки, грязные стаканы. Доусону захотелось выпить, но он подавил в себе это желание – сейчас было не до выпивки.
Он осмотрел первый этаж, но не нашел ничего, заслуживающего внимание и вернулся в фойе, где уже находился Уайетт. Лицо его было мрачно.
– Их нет, – сказал он, глядя на тело солдата, вокруг которого летали мухи.
– Как вы думаете, может, их увели солдаты? – предположил Доусон.
– Не знаю, – ответил Уайетт с тяжелым вздохом.
– Сожалею, что так все вышло, это из-за меня.
– Ну, это неизвестно. Нас в любом случае могли замести, – сказал Уайетт и вдруг почувствовал, что у него слегка кружится голова. Он сел на стул.
– Знаете что? – сказал Доусон, – озабоченно глядя на Уайетта. – Давайте поедим. Когда мы ели в последний раз? – Он вытянул свои забинтованные руки и сказал извиняющимся тоном. – Я бы сам раздобыл еды, но думаю, что не смогу открыть консервную банку.
– Вы правы. Надо поесть. Я пойду посмотрю, что там можно найти.
Десять минут спустя они жадно набросились на консервированное мясо. Доусону удалось левой рукой захватить ложку и, зажав банку между правой рукой и туловищем, он, несмотря на неудобство и боль, вполне мог действовать сам. Ему страшно не хотелось, чтобы Уайетт кормил его с ложечки, как ребенка.